Подарки фей - Редьярд Киплинг Страница 11

«Ты не хотел выпороть их, когда я дала тебе такой шанс, – сказала она Крису. – Теперь тебе придется предоставить нам полчаса для беседы наедине в Брикуоллском саду. Ева соблазнила Адама в саду. И побыстрее, пока я не передумала!»

– Почему же она сама не послала за ними, ведь она была королевой? – спросила Уна.

Дама покачала головой:

– Она никогда ничего не делала впрямую. Даже к своему собственному зеркалу она подходила как бы ненароком, а если женщина не способна взглянуть на себя прямо, значит, она окончательно погибла. И все же я прошу вас помолиться за нее. Что еще она могла сделать – что еще, во имя Англии? – Ее рука судорожно потянулась вверх, к вороту платья. – Да, чуть не забыла про зеленые туфельки! Она оставила их в Брикуолл-Хаус – нарочно, и помнится, она дала норгемскому священнику – его, кажется, звали Джон Уизерз? – тему для проповеди: «На Эдом простер я туфлю Мою». Держу пари, он ничего не понял!

– Я тоже не понимаю, – призналась Уна. – А что стало с кузенами?

– Ты жестока, как всякая женщина, – отвечала дама. – Но я не виновата. Ведь я им дала время передумать. Клянусь честью (ay de mi! – увы мне!), она попросила их всего лишь задержаться возле Кладбища Гасконцев, подрейфовать немного, если им случится оказаться в тех водах – ведь у них были всего лишь один трехмачтовый корабль и пиннака, – и в случае чего донести мне о действиях Филиппа. Какое, в самом деле, он имеет право основывать там плантации – за сто лиг от Испанского моря и всего лишь в шести неделях пути от Англии? Клянусь душой своего страшного папаши, нет у него никакого права! – Она снова топнула красным каблучком, и дети на миг отпрянули.

– Ничего, ничего! Не смотрите на меня так испуганно! Она все честно выложила тогда в Брикуоллском саду под кипарисами. Она объяснила этим юношам, что, если Филипп пошлет флотилию (а чтобы основать плантацию, нужна целая флотилия), у них нет никаких шансов потопить ее. Они ответили, что, с позволения ее величества, сражение будет их собственной заботой. Она вновь подчеркнула, что в этом случае их может ожидать одно из двух – быстрая гибель в море или медленная смерть в одной из Филипповых тюрем. Они просили лишь позволения принять смерть ради нее. Многие молили меня оставить им жизнь. Я отказывала и после этого спала ничуть не хуже; но когда возвышенные и пылкие юноши, из преданности мне, на коленях умоляют разрешить им умереть за меня, это потрясает меня – это потрясает меня до мозга моих старых костей.

Она ударила себя кулачком в грудь, загудевшую, как сухая доска.

– Она им все объяснила. Я сказала, что сейчас еще не время для открытой войны с Испанией. Если каким-нибудь непостижимым чудом им удастся выстоять против испанской флотилии, Филипп непременно обвинит меня. Ради Англии, ради того, чтобы предотвратить войну, я даже буду вынуждена (я их предупредила) выдать Филиппу их молодые жизни. Если же они проиграют бой, но опять каким-то чудом избегнут плена и доберутся до Англии, они подпадут – о, я им честно сказала все! – под мою монаршью немилость. Глориана не сможет ни видеть их, ни слышать, не шевельнет и пальцем, чтобы спасти их от виселицы, если того потребует Филипп.

«Пусть будет виселица», – угрюмо сказал старший. (Мне хотелось заплакать, но я была уже накрашена).

«В любом случае – в том или в другом – эта попытка означает смерть. Я знаю, что вы ее не боитесь, но эта смерть будет сопряжена с бесчестьем для вас обоих!» – воскликнула я.

«Но сердце нашей королевы будет знать правду о том, что мы совершили», – сказал младший.

«Милый мой, – отвечала я, покачав головой, – у королев не бывает сердца».

«И все-таки она женщина, а женщина никогда не забывает, – сказал старший. – Мы готовы». И они преклонили передо мной колени.

«Нет, дорогие мои, – сюда, на грудь ко мне!» И я раскрыла им объятия и поцеловала обоих.

«Послушайте меня, – проговорила я, – мы поручим это дело какому-нибудь меднорожему адмиралу – старому хрычу, а вы будете служить мне при дворе».

«Поручайте, кому захотите, – ответил старший, – мы ваши, душой и телом».

А младший, который затрепетал сильней, когда я его поцеловала, добавил:

«Мне кажется, вы можете сотворить бога из любого человека».

«Идите служить мне при дворе, и вы убедитесь в этом».

Они покачали головами, и я поняла, что они решились. Если бы я не поцеловала их, может быть, мне удалось бы их отговорить.

– Зачем же вы это сделали? – воскликнула Уна. – Мне кажется, вы сами не знали толком, чего хотели.

– С позволения вашего величества, – сказала дама и низко наклонила голову. – Глориана, которую я имела честь вам здесь представлять, была женщиной и королевой. Вспомните ее, когда сами станете царствовать.

Уна нахмурилась, а Дан быстро спросил:

– Так они поплыли к Кладбищу Гасконцев?

– Да, поплыли, – отвечала дама.

– А вернулись ли… – заикнулась было Уна, но Дан прервал ее:

– А сумели они остановить флотилию Филиппа? Дама внимательно посмотрела на него:

– Ты полагаешь, они имели право на эту попытку?

– Что же еще им оставалось?

– А она имела право их посылать, как по-твоему? – Голос дамы напрягся и зазвенел.

– Ей тоже не оставалось ничего другого, – вздохнул Дан. – Нельзя же было позволить Филиппу захватить Виргинию!

– Так вот вам печальный конец рассказа. Они отплыли осенью из Порт-Рая и не вернулись. Не отыскалось ничего – даже обрывка каната, – что могло бы поведать о выпавшей им судьбе. Дули сильные ветры, и они канули без следа в штормовом море. Вы остаетесь при своем прежнем мнении, юный Берли?

– Значит, они утонули. Ну а Филипп достиг своей цели?

– Глориана поквиталась с ним – позднее. Но если бы на сей раз Филипп выиграл, обвинили бы вы Глориану за то, что она пожертвовала жизнью этих юношей?

– Конечно, нет. Она должна была попытаться как-то остановить Филиппа.

Дама кашлянула и наклонила голову:

– Ты схватываешь суть. Если бы я была королевой, я бы сделала тебя министром.

– Мы не играем в такие игры, – сказала Уна, почувствовав внезапную неприязнь к незнакомке. Какой-то безотрадный ветер гудел над Ивнячком, с шумом продираясь сквозь листву

– Игры?! – засмеялась дама и эффектно вскинула руки. Солнце вспыхнуло на ее драгоценных перстнях и на мгновение ослепило Уну. Она зажмурилась и стала тереть глаза. Когда она снова их открыла, Дан стоял рядом на коленях, собирая рассыпавшиеся картофелины.