Небоглазка - Дэвид Алмонд Страница 11

— А если они вздумают глупости выкидывать, — говорит, — придется их отсюда убрать.

Улыбнулся, вздохнул.

— Ага, — говорит. — Взять да убрать подальше.

— Сегодня пятница, — шепчу.

Он как вытаращится.

— Не вторник кончился, а пятница, — говорю.

Он почесал голову. Из волос посыпалась черная пыль.

— Извините, — говорю.

Он давай листать свою книгу назад.

— Пятница, — бормочет. — Пятница кончилась, суббота начинается. Ты все перепутал, Дедуля.

Огладил бороду:

— Ну и ладно, и ладно.

— Кто вы? — спрашиваю.

— Кто я?

— Откуда вы? Почему вы здесь?

Его лицо исказилось. Он наклонил голову и посмотрел на меня искоса, как будто не мог хорошенько разглядеть, как будто я ему просто примерещилась.

— Я многое помню, — шепчет. — Помню, что был совсем один. Помню, как-то в звездную ночь я выкопал из Черной Грязи Небоглазку. Давным-давно. Сколько она живет на свете, столько и давно. Помню, что я охранник и всегда был охранником. Но многого я не помню. — Он протер глаза, посмотрел на меня и снова стал писать.

— Вы ее выкопали? То есть как это, выкопали?

— Дедуля — охранник, — ответил он. — Дедуля выкопал Небоглазку из Черной Грязи в звездную ночь. Это было давным-давно, и многое стерлось из памяти. Небоглазка зовется Небоглазкой, потому что она видит небо сквозь всю боль и горе мира. Дни приходят, и ночи приходят, и прилив сменяет отлив. Здесь у нас шоколад, который слаще всего на свете.

Он потрогал козырек каски на столе. Глаза на мгновение прояснились, и он погрозил мне пальцем:

— Мне тут глупостей не выкидывать! Слыхала? Без глупостей мне тут!

— Не будем, — говорю.

Он как вытаращится. Потом успокоился и пробормотал:

— Ладно. Утро вечера мудренее.

И снова запел. Я тихонько сняла с локтя голову Небоглазки и встала.

Он смотрел, как я обхожу комнату. Я потрогала кости и ржавые инструменты. Заглянула в коробки с блестящими камушками. Под ногами чувствовала литеры. На стене висела фотография в рамке: молодой человек в такой же форме, как у Дедули, у реки в яркий солнечный день. Я присмотрелась. Это он, много лет назад? Обернулась, встретила его взгляд.

— Это вы? — спрашиваю.

В ответ — ничего. Смотрит сквозь меня.

— Вы так давно уже были здесь охранником?

Молчание. Отвел глаза и пишет дальше.

На одной фотографии у причала стояли в ряд суда, над ними нависали большие краны, а на причале работало множество людей в касках и рабочих комбинезонах. На другой фотографии большой мост был заснят во время постройки, его пролеты тянулись друг к другу с противоположных берегов. На третьей — типография: яркий солнечный свет льется из потолочных окон; из-под крыльев орлов и ангелов ползут огромные листы печатной бумаги.

Январь, Мыш и Небоглазка спали. Дедуля бормотал, напевал и писал. Я подошла к нему и заглянула через плечо. Вверху страницы было напечатано: ОТЧЕТ ОХРАНЫ, потом ДАТА, ИМЯ и ДОЛЖНОСТЬ. Он написал «вторник», зачеркнул, написал «пятница» и проставил «Дедуля» и «Охранник». Страницы были частью исписаны мелким почерком, частью заполнены рисунками: Небоглазка, ее перепончатые руки; мы трое тоже были тут нарисованы: черные силуэты над Черной Грязью и сверху большая круглая луна. Я увидела на странице наши имена: Ерин, Янви, Мыжь.

— Мы приплыли по реке, — прошептала я.

— Ани преплыле парике, — записал он.

— Мы из «Белых врат» в Сент-Габриэле.

— Ани с Габриля.

— Мы — дети с трудной судьбой, но мы счастливы.

— Ани щаслевы.

— Я раньше жила с мамой. У нас был домик у реки. Это был наш рай.

Я улыбнулась, видя, как моя история возникает у него из-под пальцев, вплетаясь в историю Небоглазки, в загадки, скрытые в его огромной книге.

— Запишите, — выдохнула я. — Это все правда. Мама была небольшого роста, с рыжими волосами, как будто языки пламени вокруг лица, и с лучистыми зелеными глазами… У меня была кроватка от Армии спасения и волшебные картинки на стенах. Мы прожили в раю десять коротких лет…

Он все пишет: широкая страница покрывается узкими полосками слов, а с его пальцев и волос сыпется черная пыль.

— Мама! — прошептала я. — Мама!

Я почувствовала ее руку у себя на плече, ее дыхание у себя на лице. Услышала свое имя. Она шептала черные слова нашей истории, читая их мне по мере того, как я диктовала.

— Это все правда, — прошептала я.

— Эта се прафда, — записал он.

И тут его рука замерла. Он повернулся ко мне:

— Чего ты копаешь? Что ищешь?

— Ничего, — ответила я. — Ничего.

— Что вам здесь нужно?

— Нас вынесло течением на Черную Грязь.

— Тут загадка, — прошептал он.

Его голос звучал хрипло, с угрозой. Он достал из кармана ключ, открыл ящик стола и вытащил оттуда большой разделочный нож. Поднес лезвие к лицу, посмотрел на меня и прошипел:

— Только тронь ее, и ты труп!

— Что?

— И ты труп!

Небоглазка, не просыпаясь, произнесла мое имя. Я легла рядом с ней. Дедуля посмотрел на нас, и глаза его снова смягчились.

— Эрин, — шептала она во сне. — Эрин. Моя самая наилучшая подруга.

Дедуля снова уткнулся в книгу и с головой ушел в слова. Небоглазка все шептала мое имя. Я взглянула на Яна. Спит. Ничего не видит, ничего не слышит. Потом я взяла руку Небоглазки в свою, словно искала у нее защиты, и провалилась в глубокий сон.