Лето в Зоммербю - Кирстен Бойе Страница 11

Матс даже вернулся к ним собирать ягоды.

– Твоя мама раньше всегда играла в собиралочку, – сказала бабушка. – Знаешь такую игру?

Матс покачал головой.

– Смотри, тётя бабушка, я не раздавил! – объявил он.

– У вас в городе, наверное, не больно-то пособираешь ягоды? Потому и не знаешь, – продолжила бабушка. – В собиралочку играют так: кладёшь ягодку в миску и считаешь: «один», потом «два»… Как дойдёшь до «десяти» – одну можно съесть.

Матс кивнул:

– Я умею до десяти.

– Съесть? – удивился Миккель. Он всю свою малину осторожно клал в миску и насобирал уже много.

– Если играешь в собиралочку, можно, – ответила бабушка. – Ваша мама всегда так играла.

«Тупость, а не игра, – подумала Марта. – Что здесь вообще от игры? Просто съедаешь не больше, чем каждую десятую ягоду. Трудно поверить, чтобы мама играла в такие глупости».

Но сейчас у неё за спиной Матс громко считал от одного до десяти, снова и снова, а Миккель сказал:

– Ба, а можно ещё до двадцати! И до тридцати!

А потом счёт Матса, который всё время считал до десяти, смешался с деловитым бормотанием Миккеля, считавшего до двадцати, тридцати, а то и до ста.

– Так, пока хватит! – объявила бабушка. – Большое спасибо! Вы мне отлично помогли!

Они отнесли всю малину в кухню, и её получилось много-премного. Если заявить сейчас в полицию – может, проходило бы уже как детский труд. Наказуемая вещь, между прочим.

– А потом ещё соберём клубнику, да? – радостно спросил Миккель. Он облокотился на кухонный стол и смотрел, как бабушка достаёт сахар из старомодной кладовки.

– Принести тебе банки? – И он уже бежал на чердак.

– Мне надо папе позвонить, обязательно! – сказала Марта. – Схожу к забору!

– В Нью-Йорке сейчас глубокая ночь! – отозвалась бабушка. – Но сходи, конечно. Может, он прислал тебе эту, как их там? Эсэмэску.

– Папа пишет в Ватсап, ба! – поправил её Миккель. – Марта тебе покажет.

Но Марта никому ничего не покажет. Марта давно шагала через поле и даже не вспоминала, что за деревянными сараями паслись коровы. Коровы тоже привыкли к ней – во всяком случае, они не шевельнулись. Светило солнце, небо было голубое и ясное, как на картинке, а по воде с обеих сторон их мыса скользило столько парусов, что Марта иногда опасалась за них: как бы не столкнулись. Прогудел колёсный пароход со звёздочками на трубе, началась экскурсия к маяку: на палубе сидели туристы, официанты разносили газировку и пиво, кто-то даже заказал шампанское, и все беспрерывно фотографировали на телефон. «Сейчас они мне, наверное, завидуют, – подумала Марта, остановившись на минутку посреди поля. – Очень даже может быть! Плывут себе на уродской посудине – такие пароходы должны плавать по Миссисипи, а не у нас в море, – смотрят по сторонам и диву даются, какая красота. Не хотят вспоминать, что им скоро пора домой. А тут я такая иду по полю, они смотрят и думают: “Хорошо этой девочке, она живёт на живописной косе, никуда не торопится, и ей не нужно возвращаться в скучную городскую жизнь” – завидуют, одним словом». Марта пошла помедленнее, выпрямила спину и запела песенку. Некоторые пассажиры фотографировали её. Ну и пожалуйста.

Глава 17

Матс посидел в сумрачной кухне, наблюдая, как бабушка пересыпала малину в сито, промывала, перекладывала в кастрюлю и сыпала сахар, и наконец соскучился.

– Миккель, пошли играть! – попросил он.

Но Миккель покачал головой:

– Потом! Сейчас надо посмотреть, как варят варенье.

– Я пойду играть, – сказал Матс. Сунул под мышку Шрёдерсона и пошёл к двери. Там он подождал в нерешительности, не запретит ли бабушка уходить, тут ведь кругом вода, а невзрослым мальчикам играть у воды опасно. Может, скажет хотя бы «Осторожно, не упади в воду!»?

Но вместо этого она сказала:

– Сходи посмотри, где наш Тигра. По-моему, опять где-то загулял.

Матс кивнул:

– Пойду сейчас посмотрю, тётя бабушка. Шрёди, пошли!

– Тебе не кажется, что мы уже достаточно познакомились и можно не говорить «тётя бабушка»? – спросила бабушка. – Когда начнёшь говорить просто «бабушка» или «ба»?

Матс склонил голову на плечо.

– Завтра! – пообещал он.

Во дворе он тут и там поискал кота – но кот, видимо, и правда ушёл куда глаза глядят. Загулял. Надо будет спросить у Марты, когда мы так загуляем.

Зато можно пойти к мосткам, бабушка разрешила, потому что таким большим мальчикам можно всё. И надо скорей посмотреть лодку, которая там привязана, но залезать в неё всё-таки не нужно. Потому что лодка может качаться – а вдруг Шрёдерсону не понравится. Но посмотреть можно.

Конечно, хорошо бы уметь читать и разобрать, что написано у неё спереди – скорее всего, как её зовут. Но эти штуки, которые называются «буквы», непростые. Чтобы узнать их, даже большой мальчик должен ещё подрасти. (Будь Матс постарше, он бы, конечно, прочёл, что там написано «Гроза морей»; краска пооблупилась – но ведь название не самое главное в лодке).

Матс со всех сторон разглядывал мотор на корме. Да, такой мотор сто процентов тарахтит громко-громко. Надо спросить у бабушки, можно ли его включить. И тут в его поле зрения вплыло нечто длинное, узкое и зелёное, и это тоже была лодка, хотя совсем не похожая ни на бабушкину, ни на яхты, которые сновали туда-сюда мимо Матса. Зелёное нечто было похоже на индейскую лодку, как в мультике про Якари, точь-в-точь.

А ещё в ней был человек, у него были светлые волосы, тёмные очки и классные круглые мускулы на руках.

– Привет, кого я вижу! – сказал человек в очках. – Ты тут живёшь? – Он схватился за мостки, чтобы волна не отогнала его мультяшную лодку, и Матс задумался: если человек сейчас вылезет, его лодка опрокинется сразу или потом?

– А у тебя нет мотора, – заметил Матс. – А у моей бабушки есть.

– Ого! Значит, это лодка твоей бабушки? – Человек в лодке сунул руку в карман и достал пачку жвачки. – Хочешь?

Никогда нельзя брать ничего у незнакомых людей, это знают даже грудные младенцы. Но может быть, у людей, приплывших на лодке, всё-таки можно?

– Ты тут живёшь? С мамой и папой?

Матс помотал головой. Вообще-то он не жуёт жвачку. А эта была просто ужасная – такая мятная-мятная, прямо язык щипало.

– С бабушкой, – ответил он.

– Ого, тут живёт твоя бабушка? – продолжил гость. – Совсем одна?