Спаситель и сын. Сезон 4 - Мари-Од Мюрай Страница 11

– Я сбегу, – сказал внезапно Поль.

Голос у него окреп. Зря Жером считает его маленьким мальчуганом, который цепляется за мамину юбку. Он человек отважный.

– Будешь жить на чердаке вместе с Габеном, – предложил Лазарь.

– Нет, там меня найдут. Я спрячусь в подвале. Будешь носить мне еду?

– Да. И у Жово есть автомат. Он тебя защитит.

В закрытую дверь легонько постучали.

– Мальчики, пора спать!

– Да, папа, – ответили ему два голоса.

* * *

На следующий день между двумя консультациями Спаситель вспомнил, как Поль сказал ему «да, папа». И Габен тоже так говорит. Его это несколько напрягало. На небесах, что ли, где-то записано быть ему отцом для всех мальчишек от семи до семнадцати лет?

В приемной сидела мадам Насири, прижимая к животу объемистую сумку и тревожно поглядывая вокруг.

– Ты знаешь, она женщина, да? – обратилась она к молодому человеку, который дремал, запрокинув голову, рядом с ней.

– Доктор есть доктор, – отозвался он, еще в дреме, – нет разницы, женщина или мужчина.

Ответ не успокоил мадам Насири, но худшее было еще впереди. Дверь резко распахнулась, и на пороге возник кто-то огромный, страшный и черный. Спаситель, занятый своими мыслями, забыл, что перед новыми пациентами ему надо появляться плавно, давая им время привыкнуть к себе. Мадам Насири еще крепче обняла свою сумку и сказала сыну по-арабски:

– Зови полицию!

– Но это же доктор, мама…

– Мадам Насири? Извините, я, кажется, вас испугал.

Спаситель широко улыбнулся, но понял по напряженному взгляду женщины, что он внушает ей подозрение и опасение.

– Все хорошо, мама, – уговаривал ее молодой человек. – Доктор вылечит твою бессонницу. Он тебе поможет…

– У вас проблемы со сном? – спросил Спаситель, всячески стараясь уменьшиться в росте перед пациенткой, которая, похоже, не собиралась расставаться не только с сумкой, но и с креслом.

– Медикаменты не помогают, доктор Гири сказал, иди к психологу, но не сказал иди к черному, как ты.

– Мама не расистка, – вмешался молодой человек, – у нее просто… бзик насчет черных.

Спаситель не стал говорить, что «бзик насчет черных» – как раз неплохое определение расизма. Он уселся на стул и начал консультацию в приемной. Стал задавать вопросы: трудно ли мадам Насири засыпать? Или она просыпается слишком рано? Или ей снятся кошмары? Или у нее приступы жара? Ну и так далее. Молодой человек ерзал на стуле, смущаясь, что слышит подробности материнской жизни, о которых ему не положено знать. В конце концов он по-арабски стал ее уговаривать перейти с доктором в кабинет.

– Я буду здесь, мама, буду тебя ждать. Если хочешь, оставь мне свою сумку.

Мадам Насири поднялась, прижимая к себе сумку из дешевого кожзаменителя с большой золотой застежкой. Усевшись напротив Спасителя, она поплотнее запахнула полы своего плаща. Приятная, очень сдержанная, очень аккуратно подкрашенная миловидная женщина в хиджабе. Спокойным, чуть ли не усыпляющим голосом Спаситель объяснил ей, что он не выписывает лекарств, что у него другой метод лечения. Мадам Насири это знала:

– Мой второй сын ходил в прошлом году, лечился.

– У вас два сына?

– И дочь…

– Трое детей… И вы их растите одна?

К счастью, успокоившись, пациентка оказалась весьма разговорчивой. Она рассказала, что помогает по хозяйству симпатичным старичкам, что ее муж пять лет тому назад вернулся в их дальнее захолустье и она с тех пор не имеет от него никаких вестей. Спаситель захотел узнать, как она пережила расставание.

– Машинке стирать меньше, – отозвалась мадам Насири, которая за словом в карман не лезла.

И все же причиной бессонницы была какая-то тревога, и Спаситель стал расспрашивать ее о детях.

– Газиль хорошо учится в школе, учителя довольны.

– Сколько ей лет?

– Тринадцать, но ты скажешь восемнадцать. Ей нелегко, умом – девчонка, телом – уже женщина.

Спаситель кивнул: понятно, что имеется в виду.

– А ваши сыновья?

– Соло, старший, он в тюрьме в Саране, у него все хорошо.

Спаситель нахмурился: а вот это уже совсем непонятно. Мадам Насири выглядела очень довольной тем, что ее сын сидит в тюрьме.

– Трудно с Адилем. Он бросил школу.

– Адиль – это молодой человек, который был с вами в приемной?

– Нет, это Соло. Адиль младший, ему четырнадцать.

– Но вы сказали, что Соло в тюрьме?

– У него сегодня выходной.

– Выходной? – переспросил Спаситель в еще большем недоумении.

До этого момента ему все было ясно: женщина из Магриба^[15], оставленная мужем, воспитывает троих детей, с дочкой все хорошо, с сыновьями плохо.

– Соло – старший надзиратель, – сообщила мадам Насири, напирая на слово «старший» и явно гордясь должностью сына.

«Мне урок, – подумал Спаситель, – не сообразил, что в тюрьме находятся не только заключенные».

– Итак, Газиль – хорошая ученица, Соло хорошо пристроен, Адиль… Вы о нем тревожитесь?

– Ох, можно сказать и так, – вздохнула женщина.

Адиль обманул ее надежды. Он был таким красивым младенцем, глаз не оторвешь, подарок Аллаха – у мадам Насири даже слезы показались на глазах. Но такой нежный, такой нервный, чуть что, и заболел, лежит в жару. Он пошел в десять месяцев, заговорил в полтора года. Если бы и дальше так пошло, он бы мог в два года знать наизусть Коран, а в три – укрощать львов. Но чудо-ребенок перестал быть чудом, когда родилась его сестра. Адиль стал невыносимым мальчишкой, бросался на мать с кулаками и называл ее злой. Отец не пользовался в его глазах уважением.

– Он слушал только Соло.

В детском саду Адиль влюбился в свою воспитательницу и дрался со всеми, кто только к ней приближался.

– Софи была хорошая воспитательница. Она понимала моего Адиля. Она мне сказала на собрании: смотри за ним, не давай ему ножницы и острые карандаши.

– Так-так-так, – закивал Спаситель, представив себе избалованного ревнивого мальчика, который не владеет своими чувствами.

Понемногу детский сад и любимый старший брат помогли ему стать разумнее.

– Он очень умный, Адиль, но работать не хочет. Что учителя говорят? Говорят, не старается Адиль. Математика идет, он хочет быть инженером на компьютерах. Но в этом году один учитель не любит Адиля.

Невзлюбивший Адиля учитель преподавал французский язык и ополчился на бедного мальчика за то, что тот не делал домашние задания и не читал положенных книг. Но чем мальчик виноват, если у него голова болит, когда он открывает книгу из школьной программы?