Муха и влюбленный призрак - Евгений Некрасов Страница 10

На заднем дворе школы выросла гора немысли­мой рухляди из подвала, а снятые с первого урока парни-одиннадцатиклассники продол­жали таскать и таскать. Это был помойный фести­валь, праздник ненужных вещей! Выскочившие на перемену младшеклассники катали глобусы с мяты­ми боками, били в дырявые барабаны, размахивали старыми флагами. Кто напялил проеденные молью бархатные штаны, кто — неимоверно грязную шляпу от костюма мушкетера или Кота в сапогах.

Больше всего было парт. Нынешние ученические столы из пластика и стали называют партами только по привычке. Их тоже хватало в горе, но потом из подвала начали вытаскивать настоящие парты — де­ревянные сооружения из скамейки и стола, намертво приделанных друг к другу. Парты не годились даже на дрова. Их, похоже, каждый год перекрашивали масляной краской, а кто станет жечь в печке краше­ное дерево? От него вонь и копоть.

Среди барахла, выброшенного по приказу неумо­лимого пожарного, с несчастным видом бродил Ива­нов. Завхозы все запасливы, как белки. Если что-то сломалось, они не выбросят, а припрячут на случай, если обломки пригодятся для ремонта чего-нибудь еще. Но обломки никогда не идут в дело по той простой причине, что их невозможно найти в завалах.

После первого урока одиннадцатый класс отпра­вили учиться и позвали на помощь десятиклассни­ков. Гора продолжала расти.

После второго подошла очередь девятиклассни­ков.

Машин восьмой сняли с четвертого урока в пол­ном составе, вместе с девочками. Из подвала уже вы­несли все крупные вещи. Мальчишки сгребали ос­тавшийся мусор лопатами, девочкам раздали ведра и тряпки. Убираясь, Маша нашла непонятный зна­чок — латунную палочку, покрытую малиновой эма­лью. Дед потом сказал, что это «шпала» — знак раз­личия капитана Красной Армии до того, как ввели погоны. Во время войны в школе был госпиталь. Мо­жет быть, раненого капитана прятали в подвале от бомбежки. Или какой-то трус сам сорвал с гимна­стерки командирские знаки.

Петька и Боинг вели себя безобразною Один простукивал подвальные стены ножкой от стула, другой ползал на корточках, разыскивая горелую спичку, которой пометил щель в камнях. Удивительно, что их штучки никому не показались странными. Иванов, страдающий от гибели своего помойного царства, шлепнул Боинга лопатой по мягкому месту и вручил инструмент: работай. Маша с трудом отогнала приятелей от стены и заставила вести себя, как все.

Боинг уже сам сообразил, что за камнем со сквознячком начинаются катакомбы. В Укрополе этим никого не удивишь: иногда кто-нибудь начнет рыть погреб и наткнется на старый тоннель. А Петька выдумал, что за камнем стоит прикованный цепями скелет Белого Реалиста, хотя сам не мог сказать, как попал несчастный влюбленный. Просто мысль о катакомбах показалась Петьке скучной.

Ключ от подвала лежал у Маши в кармане. Она рискнула и одна, без мальчишек, достала его из-под Сократа. В школьной сумке дожидались своего часа огарок свечи, фонарик и все яркие нитки, какие нашлись в доме: двенадцать катушек и еще пять мотков мулине. Петька и Боинг тоже захватили фонарики.

Наташка вместе с Машей мыла полы. Они полоскали тряпки в одном ведре, и Маша поглядывала на подругу. Не сказать ей — обидится. А если сказать, Наташка пойдет за ней в катакомбы, потому что верная. И будет дрожать как осиновый лист. Вот уж кто нормальная девочка, которая ночью боится выйти в собственный сад! Нет, брать ее с собой было бы просто бессердечно.

В опустевший подвал вошел директор, посмотрел на чистые полы и грязных восьмиклассников и рас­пустил всех по домам. Вредный Иванов сразу же стал их подгонять: «Выходите-выходите!» — и пересчитал всех, чтобы никого случайно не запереть. Директор стоял в дверях, вертя на пальце колечко с одним ключом. Он с довольным видом поглядывал на часы. Маша сообразила, что вот-вот явится пожарный.

Она пошепталась с Петькой и Боингом. Догово­рились встретиться на черной лестнице через час, когда пожарный уже наверняка уйдет.

Половину из этого часа Маша провела в туалете, приводя в порядок платье и вычищая грязь из-под ногтей. Потом зашла в буфет и увидела там Боинга и Петьку. Одежда, руки и даже физиономии у них бы­ли полосатые от кое-как смытой грязи.

— Все равно испачкаемся, — сказал Петька и уточнил, поглядев на часы: — Через двадцать девять минут, нет, уже через двадцать восемь.

Эти двадцать восемь минут просидели как на иголках. В мечтах Маша уже нашла камень со сквоз­нячком. У нее была прихваченная из маминого гара­жа железка, чтобы этот камень поддеть и вынуть из стены.

Вышли в коридор. За дверями слышались голоса учителей — шестой урок еще не кончился. Боинг от­пер гвоздем дверь на черную лестницу, и трое спус­тились к подвалу. Никто не встретился им по пути.

Под лестницей было темно. Петька осветил фо­нариком железную дверь и счастливо охнул:

— Точно, бобрищевская!

Из-под столетней ржавчины, сбитой углами парт и обтертой плечами, проступил так миллионщи­ка — две кефали.

— Въезжаете?! — захлебывался 11егька. — В раньшие времена здесь уголь держали. Но зачем тогда железная дверь? Говорю же, там скелет в кандалах! Пленник!