Под созвездием Ориона - Владислав Крапивин Страница 10

В сорок третьем году, обрадованный очередной победной сводкой Совинформбюро, я изобразил мелом на кухонной двери громадную медаль «За отвагу». С надписью. Писать печатными буквами я тогда уже умел. Никто этот рисунок не тронул. Ни тогда, ни долгие годы спустя.

Даже через двадцать с лишним лет, когда я заходил в гости к Шаклиным и снимал крохотной любительской кинокамерой тетю Лену, слабые контуры мелового рисунка еще были различимы на обшарпанной древней краске могучих досок. И пробоины тоже...

С той поры я внутри родного дома не бывал. Шаклины переехали, дядя Боря тоже, не к кому стало заходить. А потом дом снесли. Вместе со всем кварталом. Вместе с пекарней, от которой так заманчиво пахло в годы хлебных карточек (и с которой была связана драматическая история выбитых окон).

...Я все время отвлекаюсь. Написал заголовок «Оружие», а сам...

Ну так вот. Поджиг Сергея был знаменит среди мальчишечьего населения квартала. Но Сергей рассказывал потом, что еще больше знаменит был крупнокалиберный поджиг Вити Ножкина.

Свою огнестрельную систему Витя Ножкин (опять же по словам брата) собирал и отлаживал неторопливо и со знанием дела.

Затем наступило время испытаний.

Витя решил, что здесь нужны не спички, а серьезный заряд, и стянул у отца некоторую дозу черного охотничьего пороха.

Испытывали вдвоем с Сергеем в просторном сарае, который служил дровяником и кладовкой. Нервничали, конечно, ибо первая проба оружия всегда связана с риском. Мало того, атмосфера была даже слегка зловещая. Благодаря одному необычному обстоятельству. В полуподвальной каморке Витиного дома обитала древняя старушка, которая, предусмотрительно готовясь к кончине, заказала себе гроб и хранила его в сарае. Это некрашеное крепкое сооружение стояло у дальней стены вертикально, в открытом виде. Крышка — отдельно. Крышка прислонялась не к стене, а к торчащей из стены балке — верхним краем.

Оструганное дерево светилось в полумраке неуютно, «напоминающе». И жизнелюбивый Витя испытал прилив раздражения.

— Устроила тут похоронную контору! Всё помирать собирается, а еще нас переживет... — И вместо того чтобы целиться в поставленную на чурбак жестянку, вдруг навел оружие на крышку гроба.

— Обалдел? — перепугался Сергей.

— А чего! Давай посмотрим, пробьет ли доску!

— Тебе отец... башку пробьет! Или другое место...

Но Витя уже чиркнул коробком о спичечную головку запала.

Выстрел оглушил испытателей и вызвал панику среди гулявших на дворе кур. К счастью, в доме никого не было, кроме упомянутой выше старушки, которая страдала глухотой.

Когда рассеялся дым, Витя и Сережа кинулись смотреть: есть ли в доске сквозная дыра?

Дыры не было. Потому что не было доски. Пуля не пробила крышку гроба, но могучим ударом вышибла из нее доску целиком...

— Елки-палки... — озадаченно произнес Витя.

— Ох и влетит нам, — сумрачно предрек недалекое будущее Сергей.

— А ни фига, — отозвался Витя. — Ну-ка, берись...

Доску приколотили на место. При этом Витя ворчал, что никогда не мечтал быть гробовых дел мастером.

Потом крышку поставили пострадавшей стороной к стене, рассудив, что едва ли кто-то станет разглядывать ее изнутри. Разве сама старушка, когда ее положат и накроют. Но, во-первых, там все равно темно, а во-вторых, бабушке будет уже безразлично.

Оба стрелка испытывали прилив бодрости, словно совершили жизнеутверждающий подвиг, нанеся урон похоронному атрибуту.

— Однако хорошо, что не насквозь, — заметил Сергей.

— Чего хорошего, — огорчился его друг. — Значит, система слабая. Или заряд маленький. Надо попробовать еще.

Но продолжить испытание в тот день не удалось, домой вернулся кто-то из взрослых.

Нетерпение, однако, грызло Витю Ножкина, и, едва дождавшись следующего утра, он решил возобновить испытания — как только последний взрослый житель дома отправится на работу.

На сей раз Витя выбрал для испытания прочную дверь уборной, стоящей в глубине двора. Жахнул усиленным зарядом. И прямо с огневой позиции увидел, что пробоина — сквозная. Черная аккуратная дырка в верхней части доски.

Но любовался результатом огнестрельной мощи Витя всего пару секунд. Дверь медленно отворилась, и на дощатый тротуарчик головой вперед вывалился пожилой Витин папа. В совершенно недостойном отца семейства виде.

Впоследствии оказалось, что перед уходом в свою контору Витин папа решил провести несколько минут в уединении и покое. А когда услышал грохот, напряженные нервы его (а тогда они у всех были напряжены) не выдержали. И Ножкин-старший вывалился наружу, тяжестью тела сорвав на двери жиденький крючок.

Как ни перепуган был испытатель оружия, он все же сообразил, что пуля прошла слишком высоко и не могла зацепить присевшего там папу. Витя принес из дождевой бочки в пригоршне воду и вылил папе на затылок.

Отец не был склонен к долгим нервным расстройствам. Через минуту он, поддерживая брюки, гнался за любимым наследником по улице Герцена и кричал ему в спину слова, которые заставляли Витю на бегу болезненно шевелить лопатками...

Впрочем, Сергей говорил, что это лишь одна версия событий и он не отвечает за ее достоверность. По другой версии, Витин папа не впадал в бессознательное состояние, а сразу после выстрела яростно вылетел из будочки и погнался за непутевым сыном. При этом успел огреть его выхваченным из брючных петель ремнем.

Вторая версия кажется мне менее живописной, но более реалистичной. Однако, как летописец, я считаю долгом изложить оба варианта того давнего события.

В тот день Витя не ходил домой и ночевал у Сергея. А че-рез сутки его отец успокоился и, будучи человеком с юмором, уже похохатывал, вспоминая «покушение».

А что касается результата выстрела, то он оказался даже эффектнее, чем Витя ожидал. Пуля пробила не только дверь, но и заднюю стенку (она была из фанеры). Всех желающих -Витя водил к сортиру, чтобы доказать мощь своего оружия. Доказать его новыми выстрелами он, к сожалению, не мог, так как пистолет у него отец конфисковал. На всякий случай...

Старушка, обитавшая в нижнем этаже, говорят, пережила войну. И в суровые военные годы, когда не хватало дров, она пустила сухую домовину на топливо. Таким образом, в этой истории восторжествовало жизнеутверждающее начало. За полную достоверность данного факта я опять же не ручаюсь, но хочется верить, что все было именно так...

А Витя Ножкин, когда мой полупарализованный брат лежал в больнице, ушел на фронт. Это был уже период победных наступлений нашей армии. Однажды Витя прислал фотографию (она и сейчас хранится у моей сестры). Видимо, это лето сорок четвертого года. Витя стоит рядом с громадным, выше его, цветущим подсолнухом. Наверно, где-то в украинской деревне, во время отдыха между боями. В новенькой форме, в лихой пилотке...