Мальчик, который переплыл океан в кресле - Лара Уильямсон Страница 10

– Ой, лизунчик, – шепчет из-за соседней парты девочка с тугими косами. Я прячу язык за зубами. – Хочешь браслет? Я сделала его специально для тебя. Честно. Для тебя.

Она запускает в меня резиновым браслетом с крохотной бабочкой-брелоком, и браслет приземляется мне на парту совсем рядом с пеналом.

Я пожимаю плечами. Как она могла сделать для меня браслет, если мы вообще впервые видимся?

– Я не ношу браслеты, – бормочу я в ответ.

Девочка отвечает, что этот точно захочу носить.

– Надень его, – улыбается она.

Отказываться дальше было бы грубостью, особенно в первый день в школе. Я натягиваю браслет и смотрю себе на руку.

– Хорошо смотрится, – бормочет девочка.

То ли у нее со зрением плохо, то ли она лжет.

– Кстати, меня зовут Асебен, и этот браслет – твой счастливый талисман. – Девочка бросает взгляд на мистера Бигла, который уже перешел к «П», и шипит: – Если снимешь его, тебя ждут неудачи. Ты должен носить браслет, пока он не свалится сам, и тогда с тобой произойдет что-нибудь восхитительное. Я узнала об этом из рассказа… там была женщина, которая носила зеленую нитку вокруг запястья. Предполагалось, что она защитит ее от опасности. И она не могла снять эту нитку, пока та не упала сама.

Я еле выдавливаю из себя:

– И что, упала?

– Да, когда женщина сломала руку.

– То есть от опасности ее нитка не защитила?

Ну отлично. Как раз то, что мне нужно: носить, не снимая, резиновый браслет с бабочкой, который мне подарила безумная девчонка. Надо бы побыстрее от нее смыться.

Оказывается, что она – не единственная из школы Кровоточащего Сердца Господня, от кого я предпочел бы держаться в стороне. Еще есть мальчик, который сидит как раз передо мной. Руки у него похожи на ломти ветчины, а лицо как у бульдога, который жует осу. Во время переклички он отозвался на имя Роберт Эбсолом. В середине первого урока я пошел в туалет, а когда вернулся, он посмотрел на меня, будто я мерзость какая-то. Я попытался улыбнуться, но он показал пальцем на мой ботинок. Оказалось, к нему прилипла туалетная бумага. Мистер Бигл очень обрадовался, увидев это. Он рассказал нам, что в среднем человек ходит в туалет примерно 2500 раз в год. Мальчик в первом ряду сказал, что он ходит в два раза чаще, и все засмеялись.

– Спасибо тебе, Донте Моффат, – говорит мистер Бигл и добавляет: – Всемирный день туалетов празднуется девятнадцатого ноября. А переработанная туалетная бумага – это не бумага, которую использовали два раза.

Третий человек, с которым я предпочту не общаться, – это девочка с такой толстенной косой, что позвонил Тарзан и спросил, можно ли ему забрать свою лиану обратно. На перемене эта девчонка подошла ко мне, сказала, что ее зовут Мими и что все рады видеть меня в классе. Но, добавила она, это только потому, что я новенький. Как только ко мне привыкнут, всем станет наплевать. А ей и сейчас уже наплевать. У нее слишком много дел: балет, шахматы, французский, кунг-фу. Вот еще, будет она тратить на меня время! Она злобно на меня зыркнула и куда-то скрылась.

Через час я понимаю, что мне вообще никто в классе не нравится. Когда приду домой, спрошу папу, а нельзя ли мне развозить с ним рыбу в фургоне. Ему придется лишь слегка поменять вывеску: «Дон Карпеоне и Джонни Форель».

Я пытаюсь придумать, как убедить папу, и тут мистер Бигл говорит, что пора закончить проект, над которым класс работал до каникул.

– Мы говорили о значимых предметах из нашего прошлого, но времени посмотреть на них у нас еще не было. Поэтому я попросил вас принести их сегодня в класс. А ты, Бекет, можешь просто рассказать нам о каком-нибудь предмете из детства. Необязательно показывать его. Может, ты и начнешь?

Я так поражен, что чувствую: внутренности мои вот-вот вывалятся и станут наружностями. Ничего себе задание. Но я хотя бы знаю, что за значимый предмет хочу описать: это мамино кресло. Хотя могу представить, что случится дальше: я говорю, что мой значимый предмет – это мамино кресло, и учитель спрашивает почему (учителя – это роботы, запрограммированные задавать вопросы). Мне придется солгать, потому что я не хочу рассказывать всем, что там я чувствую себя в безопасности, что там мама рассказывала мне сказки, а я сворачивался калачиком и чувствовал себя счастливым. Я не хочу рассказывать всем, что это важный предмет, потому что кресло у меня есть, а мамы уже нет. И потом, что бы я ни сказал, Роберт Эбсолом все равно фыркнет, Мими попытается задушить меня косой, а Асебен заставит меня надеть еще какое-нибудь украшение.

Руки у меня так трясутся, что, будь сейчас урок музыки, я смог бы играть на маракасах. Но так как сейчас о музыке нет и речи, мне приходится засунуть руки в карманы, чтобы никто ничего не заметил. Вот тогда-то все и происходит. Я нащупываю что-то: крошечную птичку, которую папа нашел на полу. Я вытаскиваю ее из кармана и кладу на парту. Может, я смогу сочинить про нее какую-нибудь историю. Мистер Бигл, заприметив птицу, восхищенно втягивает воздух; видимо, он так впечатлен, что я принес ее, даже не зная о домашнем задании, что всосал весь воздух из класса. Он говорит, что это гениально. Что я гениален. Я вижу, как щетинится Мими. Асебен показывает на браслет и шепчет: «Он удивительный!» Только при чем тут ее дурацкий браслет? Он пока не свалился, висит себе на запястье как приклеенный.

И тут мистер Бигл пишет на доске одно слово: