Фрегат "Звенящий" - Владислав Крапивин Страница 10

Платонович сказал, что эти плавники называются ДЕЙДВУДЫ. А потом для наглядности показывал их на модели «Меридиана». Да еще и нарисовал на доске.

— Дейдвуды, как и килевой брус, который выступает ниже днища, помогают судну держаться на курсе…

Слава смотрел то на рисунок, то на модель баркентины.

— Яков Платонович, извините, у меня вопрос. Посмотрите, на рисунке ахтерштевень точно позади корпуса, а на модели… корма у нее уехала назад и торчит далеко позади ахтерштевня, вместе с транцем.

— Что ж, так случается. У корпусов бывают различные конструкции. Корму часто выносят назад на специальных брусьях, и она тогда нависает над водой. В этом случае наклон транца в сторону воды называют свес. А пространство между кормой и водой — подзор. Впрочем, иногда эти понятия путают или считают, что это одно и то же. В некоторых морских словарях объясняется просто: «Подзор, свес — наклонная часть кормы, свешивающаяся за ахтерштевень». Давайте для простоты запомним именно это объяснение… А корму такую можно нарисовать…

А теперь посмотрим повнимательнее на доски обшивки.

Две доски, которые на одинаковой высоте идут по разным бортам, называются ПОЯС ОБШИВКИ. Это и понятно — они опоясывают корпус с обеих сторон.

Самые нижние доски образовывают ШПУНТОВЫЙ ПОЯС. Своими краями они входят в шпунт резенкиля.

А верхний пояс называется ШИРСТРЕК. Он тянется на уровне бимсов. «Ширстрек» — название, состоящее из двух английских слов. «Стрек» — «пояс», «полоса», а «шир» — отвесный. Наверно, потому, что он на самой вертикальной части борта…

Когда все сделали рисунок, Вася спросил:

— Ну, теперь-то можно уже спускать корпус на воду?

Подставки под килем были круглые, гладкий берег полого уходил к воде. Стоит выбить подпорки — и недостроенный корабль сам покатится к морю.

— Рано еще! — остановил юных мореходов Яков Платонович. — Щели мы проконопатили, но неплохо бы просмолить днище. Да и борта заодно. А потом покрасить… Иногда деревянное днище обивают медными листами, чтобы оно не обрастало ракушками, но нам эти листы взять негде. Обойдемся смолой и краской.

У английского писателя Редьярда Киплинга (который сочинил сказку про Маугли) есть баллада о старом моряке Диего Вальдесе. И там такие строчки:

Мы днища смолили, костры разведя,

В огне обжигали мы кили.

На мачту вздымали простреленный флаг

И снова в поход уходили…

Ну, до флага и похода нам еще далеко, а вот за смолу взяться — самое время.

— А зачем они обжигали кили? — спросил дотошный Слава.

— Считалось, что опаленное огнем дерево меньше впитывает воду и делается крепче.

— Значит, и мы будем обжигать?

— Я думаю, это не повредит.

— Ура! Зажигаем костры! — вскочил Вася Лис. И они дружно вообразили, как на песчаном берегу пылают оранжевые огни, а над ними в чугунных котлах бурлит смола.

И пропитали обшивку корпуса смолой. А когда смола высохла, днище покрасили красным суриком. Борта же сделали золотисто-коричневыми.

— Можно было бы и не красить, оставить черным, но так наш корабль выглядит гораздо лучше, — подвел итог Яков Платонович.

Вася Лис вытер о рубашку (словно о фартук) ладони, будто и впрямь работал с краской и кистями.

— Теперь можно спускать?

— Ну, если краска высохла…

— Высохла! — дружно решили все.

— Тогда выбиваем из-под днища и бортов подпорки. Только осторожнее, чтобы никого не придавило… Нет, подождите!

— Что еще? — досадливо спросил Вася.

— Мы же до сих пор не придумали название! Нельзя спускать на воду безымянный корабль. Это плохая примета! Надо было подумать о названии до закладки судна, да вот заговорился, не сообразил…

— Еще не поздно, — рассудил Вася.

— Я знаю! Пусть называется «Гроза морей»! — подскочил Антон Штукин.

Яков Платонович покачал головой:

— Зачем мы будем кому-то грозить? Мы готовим корабль для путешествий и открытий… Почему-то многие, когда речь заходит о флоте, прежде всего вспоминают о пушках, абордажах и пороховом дыме над мачтами. Но ведь корабли всегда строились не только для войны. Прежде всего — для дальних экспедиций, для торговли, для перевозки пассажиров и для других мирных дел…

— А если нападут пираты? — слегка обиженно спросил Антон.

— Если нападут — как-нибудь отобьемся. А сами ни на кого нападать не будем. Лучше отправимся открывать неведомые земли…

— Ой, поплыли скорее делать открытия! — воскликнула Ксеня. — Во мне все звенит от нетерпения!

— Тогда назовем наш корабль — «Звенящий», — предложил Слава.

— А что… по-моему, неплохо, — сказал Яков Платонович. — Ведь хороший парусник похож на музыкальный инструмент. Снасти натянуты как струны, в корпусе отзывается эхо от их звона, от ветра и ударов волны. Резонанс — как в гитаре или скрипке. У хорошего поэта Эдуарда Багрицкого есть строчки:

…Гуди на мачтах полотно,

Звени и содрогайся судно! —

Это когда он пишет о спешащем на родину корабле.

— Замечательно, — сказала Ксеня.

— Ага, — согласился простодушный Антон.

Вася ничего не сказал. Было обидно, что не он придумал имя кораблю. Но и спорить не хотелось: название в самом деле неплохое.

Чтобы не догадались про его досаду, Вася напомнил:

— Когда спускают корабль, об него разбивают бутылку шампанского.

— Давайте представим, что разбили, — предложил Слава.

— У нас есть настоящая бутылка! — вспомнила Ксеня. — С апельсиновой газировкой!

— Она ведь пластиковая, не разобьется, — хмуро возразил Вася.

— А мы и не будем бить! Представим, что грохнули бутылку о форштевень, а сами выпьем газировку за здоровье «Звенящего». Дедушка, можно так?

— Думаю, что этим мы не нарушим морского обычая, — ответил старый боцман Пёрышкин.

Так они и сделали. Выпили апельсиновую воду, ударили деревянными колотушками по подпоркам на стапеле, и скоро корабельный корпус уже покачивался на синей ряби недалеко от берега.

На него перекинули длинный гибкий трап. Осторожно прошли на борт. По стрингерам, как по лестнице, спустились в корабельную глубину. Пахло сухим теплым деревом, смолой и краской.