Генри Гоббс, покоритель космоса - Крис Риддел Страница 10

У меня получилось полстаканчика вязкой бурой жижи. Я сую стаканчик под койку — выкину, как только представится случай.

А что теперь? На часах у меня 8.30. Не может быть, чтобы остальные еще не встали! Но я не слышу ни звука. Неужели все спят? А кто тогда у штурвала?

А вдруг они не спят? А вдруг команду скосил таинственный вирус, как в какой-нибудь Гонзиной книжке, и мне придется самому вести звездолет на Омикрон? Будет просто здорово: я не умею управлять звездолетом и не знаю дороги. Вот чему должны учить в школе, а не географии, математике или запятым.

БРРРРРРР! Прямо у меня под ухом звонит звонок. Я едва не выпрыгиваю из кожи — вдруг это значит «Пожар!» или «Все с корабля! Куда делся мой парашют?». Потом раздается КЛАЦ, и звонок умолкает.

— Экипаж, пора вставать, — говорит капитан.

Еще бы не пора. Только представьте себе: отправиться в сверхсекретную ультраважную внегалактическую экспедицию — и ставить будильник чуть ли не на девять утра! Не думаю, что Центр Управления Полетами обрадуется, если узнает об этом или о том, что все утро команда не делает абсолютно ничего. Они даже почти не разговаривают. В таких условиях быть безбилетником очень скучно. В школе можно хотя бы писать Артуру записки. А здесь за что ни возьмись — все трудно делать. Я не жалуюсь, но это, честно, очень трудно.

Вот, например, я слышу, как кто-то напевает — причем напевает так плохо, что ему стоило бы помочь просто ради блага человечества. Я присоединяюсь — совсем тихо.

— ХУМ-хум-ХУМ-М-М-М, — говорит он.

Больно слышать.

— ХУМ-М-М-хум… ХУ-ХУМ-М, — говорю я. Только глухой не поймет, что так лучше.

Но не успел я пропеть и трех раз, как он начинает визжать:

— Прекрати, прекрати! Я знаю, что тебе нужно, ты хочешь свести меня с ума, так вот у тебя ничего не выйдет, не дождешься, ты и носки у меня воруешь, никогда парные не подобрать, но я тебя разоблачил, я все знаю, так что прекрати, прекрати! — ТУМ-ТУМ.

ТУМ-ТУМ? Что-то я не понимаю. А вдруг это он стукнул остальных двоих по голове тяжелым предметом? Кому захочется оказаться на звездолете, который ведет в никуда со скоростью миллион миль в минуту не в меру обидчивый убийца в непарных носках? Наверное, никому.

В общем, я ошибся. Никого по голове не стукнули, потому что я слышу, как капитан говорит Разумоффу, что Джонсу дурно. Такое бывает со всеми звездолетчиками — время от времени. И даже довольно часто.

Вскоре мне и самому становится дурно. Я уже пересчитал все плитки на потолке, все квадратики на полу и все панели на стенах. Я сделал себе палатку из покрывала и представил себе, что я в походе и через несколько минут придут Артур и Гонзо с мешком шоколадного печенья и мы съедим его, распевая песни у костра.

Но без печенья, Артура и Гонзо все это неинтересно. Особенно без печенья. Я так проголодался, что готов съесть все что угодно. Даже то, что у меня в рюкзаке. Попробую. Может быть, на этот раз шоколадный пудинг выйдет без комков.

Вышел с комками. Вскоре под койкой оказывается уже два стаканчиках с жижей. Тут меня осеняет: если добавить в эту жижу еще порошка, из нее можно будет отлично лепить. Я найду себе занятие и решу проблему с мусором.

Чтобы смесь получилась достаточно густой, мне приходится израсходовать все пакетики с крыжовенным йогуртом и четыре пакетика сырно-картофельной запеканки. Получается замечательно, только цвет странный — такой болотно-зеленый. Смеси хватает на четырех змеек, пару маленьких ящерок и шипастого динозавра. Динозавр мне нравится больше всех. У него такое радостное лицо. Только что вылез из болота и увидел друга.

Я назову его Артур — на память.

КЛАЦ-РА-ТА-ТА-БЛЯМС. Долото снова стучит по палубе — и вовремя. Я как раз начал тосковать по дому.

— Что это? — резко спрашивает капитан.

Весь этот шум в глубоком космосе ужасно действует на нервы. Уж очень высоко падать.

Никто не отвечает. Или все оглохли, или кто-то что-то замышляет. Не думаю, чтобы все оглохли.

Потом, когда все уснут, я как следует все разведаю. Если кто-то что-то замышляет, не хочу узнать об этом последним.

Кроме того, надо разобраться, что это за сверхсекретная ультраважная экспедиция. Не исключено, что в моих руках судьба Вселенной — в моих руках, жутко грязных и заляпанных зеленой массой, которую ужасно трудно оттереть и от которой покрывало на койке пришло в негодность. Жду не дождусь вечера, когда можно будет отмыть их горячей водой.

На ужин я пытаюсь приготовить сырно-картофельную запеканку: желтая жижа с комками. Под койку. Дома спрошу у мамы, что я делаю неправильно.

Дом. Омикрон. С каждой секундой он все дальше.

Ни за что не буду звездолетчиком.

10. Сверхсекретная экспедиция

Конечно, именно сегодня капитану приспичило не спать допоздна. В 22.30 он еще рыщет.

ТОП-ТОП-ТОП-ТУК.

— Здравствуйте, Джонс, наверное, сыграть в шахматы вам не хочется. Нет-нет, в другой раз. Ведь времени у нас достаточно, уж чего-чего, а его нам хватает, правда? Как ваша работа? Ох, прошу вас, Джонс, не надо так, всем нам случается взгрустнуть. Вот, возьмите платок. И не падайте духом, завтра вам будет гораздо лучше. Что ж, тогда я прощаюсь. Спокойной ночи, Джонс.

ТОП-ТОП-ТОП по коридору в направлении каюты майора. ТУК.

— Здравствуйте, майор, вижу, вы снова чистите пистолеты. И ножи. А вот эта шипастая штучка — она зачем? Нет-нет, я передумал, лучше не говорите. А, это та книга, которую вы все время читаете, можно взглянуть… Нет, конечно, если вы не хотите… Майор, не нужно на нее садиться, я просто спросил. Что ж, перед сном проверю все окна и двери. Спокойной ночи.

БУМ — закрывается дверь. ЭХ. Это капитан. Джонс и Разумофф смертельно ему надоели — а кому бы они не надоели? Пока он засыпает, проходит несколько часов, и еще несколько часов — или мне так кажется, — пока я не решаю, что теперь уже точно никто не проснется. Не могу позволить себе ошибиться и наткнуться на кого-нибудь в ванной. У меня ведь даже халата нет.

По-моему, та первая ночь, когда я наконец выбрался из пассажирской каюты, была лучшей ночью в моей жизни. Вода в ванне горячая и пенистая, и я нашел утят и деревянную лодочку — есть с чем поиграть. Весь день я просидел взаперти в тесной каюте, чихая от пыли и, откровенно говоря, чувствуя себя довольно-таки несчастным. Еще никогда купаться не было так приятно.