Бунт пупсиков - Дмитрий Емец

В городе Москве в двухкомнатной квартире жила-была семья Гавриловых. Семья состояла из папы, мамы и семерых детей.

Папу звали Николай. Он писал фантастику и боялся даже ненадолго отойти от компьютера, чтобы мелкие дети не впечатали в текст какие-нибудь посторонние буквы. Но буквы еще ладно. Много хуже, когда дети случайно ухитрялись удалить кусок текста, а папа обнаруживал это только месяц спустя, когда начинал править книгу.

И еще папу все время дергали, потому что он работал дома, а когда человек работает дома, всем кажется, что он всегда свободен. Поэтому папа вставал в четыре утра, прокрадывался с ноутбуком на кухню и замирал, когда слышал, что в соседней комнате по полу начинают стучать детские пятки. Это означало, что ему не удалось выбраться из комнаты незаметно и сейчас на нем повиснут один-два ноющих ребенка.

Маму звали Анна. Она работала в библиотечном центре главной умелой рукой в кружке «Умелые руки». Правда, чаще она сидела дома, потому что у нее рождался очередной малыш. И еще у мамы одно время был интернет-магазин развивающих игр и учебных пособий. Интернет-магазин находился на застекленном балконе. Там он обитал на множестве полок, которые папа сколотил, попадая молотком себе по пальцам. Детям очень нравилось, что у них есть свой магазин. А еще больше нравилось, когда мама в большой комнате собирает заказы, раскладывая на ковре десятки разных интересных игр.

Они тогда сидели и говорили друг другу: «Главное – ничего не трогать!» При этом старшие на всякий случай держали младших за руки. Младшие же или кусались, потому что не очень приятно, когда тебя держат, или проникались чувством ответственности и тоже поучали друг друга: «Главное – положить все на место!» и «Главное – если открыл пакетик, потом его аккуратно закрыть!»

Но все равно, если мама ненадолго отлучалась, чтобы выключить молоко или ответить по телефону, бандероли покупателям уходили с неправильно рассортированными кубиками, выгрызенной мозаикой или совсем без фишек. А один заказчик получил в коробке папину тапку и был недоволен примерно в той же степени, что и папа. Они оба потом долго созванивались, договариваясь, где им встретиться, чтобы вернуть тапку, но так и не встретились. Около полугода папа Гаврилов утаскивал вторую тапку у кого-нибудь из детей или у мамы, а они его все хором разоблачали.

Кроме детей, умелых рук и игр на маме была работа семейного доедалы. Как только у нее появлялось свободное время, она сразу доедала все с детских тарелок и шла спать.

– Меня не кантовать! – заявляла она.

Пете, самому старшему из гавриловских детей, было пятнадцать. Он целыми днями с кем-то таинственно разговаривал по телефону, выскочив на лестничную площадку, где его могли слышать только пять этажей соседей, уроки делал глубокой ночью и дома отгораживался от братьев и сестер мебелью, на которую вешал таблички «Не входить!». В школьных анкетах Петя писал, что он единственный ребенок в семье, а на улице шел в стороне от всех, чтобы не подумали, что вся эта толпа – его родственники.

При этом, когда младшие дети иногда на неделю уезжали к бабушке, Петя явно скучал. Ходил по пустой квартире, заглядывал под кровати и задумчиво говорил: «Чего-то тихо как-то! А эти-то когда приедут? Скоро уже?»

Его сестре Вике было тринадцать. Она не могла сесть за стол, пока на нем была хотя бы одна крошка. И не могла лечь в кровать, пока не разгладит простыню так, что исчезнет последняя складочка. Еще Вика постоянно танцевала сама с собой и принципиально читала только те книги, в которых действуют или хотя бы просто попадаются лошади. Например, в «Войне и мире» лошади встречаются – значит, «Войну и мир» она читала. А в «Горе от ума» лошадей нет – значит, «Горе…» оставалось навеки непрочитанным, хоть бы учительница даже повесилась на шторах. И не важно, что «Горе…» в семь раз короче и в пять раз проще.

Домашнее задание Вика всегда выполняла с огромной тщательностью и по полчаса страдала, когда строчка подходила к полям, а у нее оставалось еще три буквы или цифры. На новую строчку переносить глупо, а если закончить на этой, то придется залезть за поля!

Мама и папа не уставали удивляться, как Вика ухитряется совмещать в себе романтика, любящего лошадей, и все эти складочки на простынях, страдание из-за залезания на поля и крошек на столе.

Кате недавно исполнилось одиннадцать. У нее было прозвище Екатерина Великая. Она единственная из всех детей знала пароль от «большого компьютера», и братьям и сестрам приходилось умолять ее, чтобы она его включила. «Зачем? А ты уроки сделала? Ты руки помыла? Ты вещи свои убрал? Зубы когда ты последний раз чистил?» – строго спрашивала Катя, после чего обличаемый с воплем «у-у-у» и слезами нетерпения на глазах мчался торопливо давиться кашей или чистить зубы.

Однажды папе это надоело, и он вообще удалил с компьютера пароль. Но от этого всем стало только хуже. Дети ссорились – каждый хотел смотреть или делать на компьютере что-то свое, а малыши сидели перед монитором столько времени, что падали со стульев. Поэтому пришлось вернуться к системе Катиного самовластия, и опять все стало спокойно.

В свободное от активного руководства время Катя ходила по квартире и расклеивала желтые бумажки с объявлениями: «Стулья не красть! Они поставлены окончательно!» или «Поигранные игрушки должны быть убраны до 19.00!».

Алене было восемь. Она постоянно влюблялась, и это удивляло ее сестер, потому что Катя и Вика, хотя и были старше, влюблялись крайне редко. У Алены было прозвище Девочка Нет. Попросишь ее что-нибудь сделать – она сразу крикнет: «Нет! Ни за что! Фигушки!» И сразу сделает. А другие ответят: «Да-да, сейчас!» – а потом три часа надо ждать. И поэтому получалось, что Девочка Нет помогала с малышами больше всех.