Петербургский детектив - Альбина Нури Страница 9

– У меня не так много времени…

– Я ненадолго, – включилась в предложенную игру Анна.

…С трудом отделавшись от носителя радужной лысины, вскоре они уже шагали к остановке автобуса. Со своей аспиранткой профессор о чем-то тихо переговорил, и она отошла от них, растворившись в питерском вечере. Было уже темно, фонари горели тусклым светом, как масляные плошки – едва-едва… Ветер утих, не было и дождя, но мельчайшие капельки оседали туманом на руках и лице.

– Кажется, нам нужно взять такси, – пробормотал профессор. – Иначе мы тут можем простоять бог знает сколько времени.

В такси пахло апельсинами, Анна сидела на заднем сиденье, профессор впереди. Когда блики падали на его лицо, он напоминал какое-то божество, залитое призрачным светом.

– Вы домой не торопитесь? – донеслось до Анны.

– Нет-нет.

– Тогда мы можем посидеть в кафе и побеседовать.

Такси остановилось около кафе, где в витрине помещались печальный граммофон, старая пишущая машинка и старинный стол со стулом.

– Нам сюда.

За стеклянной дверью скрывалось небольшое помещение с круглыми столиками и ажурными стульями. На стенах были портреты Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Михаила Кузмина, Николая Гумилева, Максимилиана Волошина.

– Кафе посвящено Серебряному веку, – пояснил профессор. – Но вы уже, наверное, и сами догадались об этом…

В кафе царила полутьма. Официант подал им по большой чашке кофе, похожей на пузатую кастрюльку, принес и зажег длинные высокие свечи, похожие на подтаявшие сосульки. От уличного света по стенам и полу пробегали розовые, красные, синие и золотистые сполохи.

Профессор откинулся на стуле и посмотрел на Анну.

– Итак, о чем вы хотели меня спросить?

Анна выпрямилась.

– Я уже кратко рассказывала вам, что работаю в историко-консультативном центре «Клио». Не так давно мы занимались одной историей, распутывали семейные тайны и соприкоснулись с жизнью и творчеством Николая Гумилева. Причем он открылся нам с неожиданной стороны…

Профессор иронично поднял вверх брови, но ничего не сказал. Сейчас в полутьме его глаза были почти черными. Анна вздохнула: со скепсисом она сталкивалась довольно часто и понимала, что людям легче отрицать истину, чем признать то, что выбивается из устоявшегося круга вещей… Тем более ученым, которые привыкли, что все покоится на фактах и доказательствах, как земля в представлении людей древности – на слонах и черепахе.

Анна принялась рассказывать о путешествиях Гумилева в Африку. О его поисках Ковчега Завета… О других загадках и тайнах его жизни, поездке в Англию, обвинении в связи с «делом Таганцева» (об этих событиях рассказывается в книге Е. Барсовой «Заветный ковчег Гумилева». М. – Эксмо. 2018).

Анна увлеклась рассказом, постепенно с лица профессора сошло ироничное выражение, на нем обозначился интерес, а потом и волнение.

– Так-так, – он отпил кофе и провел по руке быстрым движением, словно поглаживая ее. – Все это чрезвычайно любопытно… и похоже на правду.

– И поэтому меня заинтересовал этот странный портрет Гумилева… Вы не находите, что он отличается от общепринятого представления об облике поэта?

– Отличается, но сохранившиеся образы Гумилева противоречивы. Так, портреты работы Фармаковского и Ольги Делла-Вос-Кардовской представляют нам Гумилева как изнеженного пиита. А ведь он был воином и поэтом. Портрет Шведе действительно необычный… Хотя… – Профессор умолк.

В углу сидела и целовалась парочка, едва слышные звуки поцелуев как невидимые бабочки порхали в пространстве, трепеща нежными крыльями.

С улицы доносился мерный успокаивающий гул машин. Анна сидела и смотрела на профессора, но он, казалось, ушел в свои мысли.

– Я пока боюсь вам высказывать свои соображения и версии. Надо еще кое-что проверить. Что вы делаете завтра? Приглашаю вас в музей Ахматовой.

– Никаких особенных дел у меня не запланировано, так что с удовольствием приду.

– Это хорошо. Я вот вырос и жил в Питере, а сейчас приезжаю в свой родной город почти как турист… Сначала мне это было странно, потом я привык. И то сказать – прежнего Питера почти не существует. И с этим тоже приходится смириться, как и со многим другим… Правда, вот Невский проспект остался, есть еще уголки, с которыми связаны воспоминания молодости. А решетка Летнего сада мне кажется самым лучшим в мире узором!

Профессора потянуло на сентиментальность. Анна почувствовала себя лишней в этом пространстве, где были немолодой мужчина, исчезнувший Питер, его старые друзья и подруги…

– Простите, я выпал из разговора. Впрочем, думаю, сегодня вряд ли мы откроем что-то новое. Предлагаю перенести наш разговор на завтра. Я собираюсь проникнуть в некие тайны и кое-кого потревожить. Назначаю встречу в музее Ахматовой. Там у меня тоже выступление, правда, краткое. В семь часов вам удобно подъехать туда?

– Да.

– Можете прийти пораньше, там открывается чудесная выставка. Советую…

Они расстались: профессор поймал такси и посадил в него Анну, заплатив за нее, несмотря на возражения.

К музею Ахматовой она подошла уже почти в полной темноте: горели тусклые фонари, и их неровный бледно-лимонный свет бросал зыбкие тени на мокрые блестящие дорожки. От ветра качались ветки деревьев, и казалось, что по дорожкам быстро ползут, извиваясь, темные змейки.

Прямо у билетной кассы на стойке спал большой рыжий кот. Анна погладила его, но кот даже не проснулся, лениво мяукнув во сне.

Купив билет, Анна прошла в зал. И здесь ее взгляд упал на женщину, которая торопливо шла впереди нее, забираясь на самый верх. Проследив за ней взглядом, Анна увидела, что она села на последний ряд, устроившись так, что ее почти не было видно. На голове незнакомки красовалась шляпка с маленькими полями, глаза были густо подведены, на губах – яркая алая помада. Одета женщина была в длинную черную бархатную юбку, на плечах – шаль. Она словно шагнула из Серебряного века, позабыв обрести черты современности. Издалека глаза женщины выглядели как темные провалы. Анну незнакомка заинтересовала, и она села так, чтобы было удобно наблюдать за «объектом», в лучших традициях шпионских фильмов.

Начался вечер, посвященный послереволюционной культурной жизни Петербурга.

Александр Николаевич Медведев сидел за столиком на сцене и был одним из соведущих мероприятия. Сегодня на нем красовался не ярко-оранжевый, а бирюзовый шарф насыщенного цвета.

Анна поглядывала на незнакомку. Когда выступал Медведев, женщина слегка подалась вперед, словно желая его получше разглядеть. Она шевелила губами, не то повторяя за ним слова, не то беседуя с кем-то незримым. Когда все закончилось, зрители высыпали в холл, где проходила выставка, и стали рассматривать экспонаты – афиши спектаклей, фотографии, книги, изданные в двадцатые годы. Анна подошла к Медведеву.