Мужчина несбывшейся мечты - Евгения Михайлова Страница 9

Не помню, почему я вдруг решил все проверить недели две назад. Взял ключ, открыл бюро. На верхней полке — документы, на нижней письма, фотографии, мои записи, дневник жены. Все, что представляет для меня ценность. Я проверил наличие документов. Просмотрел все не раз и не два. Все на месте, но я был уверен, что кто-то побывал здесь без меня. У меня есть свои секреты хранения документов. Точно помню не только то, в каком порядке положил, но и каким образом. Старая привычка, появившаяся со времен «тихушников», которые охотились на диссидентов. Один документ кладу правильно, сверху другой — уже в перевернутом виде. Между ними кусочки тонкой шелковой нитки. Да, у меня пошарили. Не так лежали даже письма, альбомы и дневники.

Кто? Это даже не вопрос. Точнее, вопрос в одном: Степан это был или его жена Оксана с ее острым, воспаленным от постоянного вынюхивания носом? Это нелогично, конечно, но мне хотелось бы думать, что она. Хотя я прекрасно понимаю, что без ведома и участия Степана она бы на такое не пошла. Или пошла бы? А почему нет? Степан при этой женщине играет вспомогательную роль.

Так чего она или они добились, проверив документы? Ответ тоже на поверхности. Они проверили, не изменил ли я завещание.

Я так мучительно думал в тот день, что у меня поднялось давление. Жар сменялся ознобом, я практически довел себя до паники. Мне не хватало опыта, специальных знаний, чтобы оценить опасность активной алчности в семейном кругу. Это чем-то грозит, к примеру, мне? Откровенное желание младшего сына и его жены прибрать к рукам и дом, и мои скромные сбережения? Нет, пока завещание неизменно, моя смерть им не нужна. Но… О боже! Под угрозой Антон! Это я его поставил в такое положение. Он стоит между наследством и братом.

Я понимал, что схожу с ума от одиночества. Подобные конфликты интересов существуют во многих семьях, но люди определенного, приличного круга справляются с этим на уровне эмоций. Почему же меня так мучает предчувствие беды? Объясню. Антон — совершенно необычный человек. Он, сам того не желая, способен вызывать острую неприязнь у людей ограниченных и злобных. В нем есть непреклонность совершенства. Я допускаю, что именно это может спровоцировать акт настоящей агрессии. Мои деньги, дом — очень дорогой по нынешним ценам, сам факт моего предпочтения — это возможный толчок. К чему — не знаю. Не силен в науке криминалистике. Не люблю дилетантов и не пытаюсь сам делать безграмотные и нелепые выводы. Такими подозрениями стыдно делиться даже с близкими друзьями, но есть ведь специалисты, к которым можно обратиться, как обращаются к врачам.

Друзьям я позвонил якобы по поводу подозрительных личностей, которые появились в поселке и крутились вокруг моего дома. И к вечеру у меня был телефон частного детектива Сергея Кольцова.

Сергей приехал ко мне почти ночью. Оказался приятным и умным парнем. Рассказал между делом о маме-учительнице, которая привила ему уважение к людям науки. Я никогда не встречался с людьми странной профессии — детектив, а этот человек нисколько не напоминал ни Шерлока Холмса, ни Эркюля Пуаро, поэтому я сначала испытал довольно сильное разочарование. Но понадеялся на то, что не в интересах частных детективов разносить чужие тайны, и рассказал о том, что меня тревожит, все объяснил и показал.

В процессе своего монолога понял, что так хорошо слушать может только очень серьезный, многое знающий человек. И вопросы его мне понравились. Сергей безошибочно улавливал главное, самое болезненное и острое. И это касалось не только фактов. Фактов у меня и не было толком. Ерунда: ниточки, не так легли бумаги.

— Проблема в том, что вам мало известно о других сторонах жизни сыновей, — сказал Сергей, когда наш разговор подошел к концу. — Мы обсуждали только семейный, не явный конфликт. Насколько я понимаю, вопрос с завещанием не вызвал открытых ссор. А у вашего старшего сына есть, разумеется, и другие отношения — личные, производственные. Если речь о том, чтобы я проследил за действиями только вашего младшего сына и его жены — это один вопрос, и это не займет много времени. Но если вас интересует факт безопасности Антона в принципе — это дело другое. Больше проблем. Пока не знаю где искать.

— Разумеется, безопасность в целом, — ответил я. — Не знаю, встречались ли вы с таким вздором, как предчувствие. Предчувствие больного старика, у которого нет ничего, кроме этой любви. К одному из сыновей.

— Встречался, — коротко сказал Сергей. — Все нормально, Андрей Петрович. Предчувствие — это связь развитого интеллекта с тем миром, о котором интеллигентному ученому мало известно. В нем бывает всякое. И это как раз по моей части. Буду рад помочь. Постараюсь не опоздать.

Да, он произнес эту фразу: «Постараюсь не опоздать». То есть мое предчувствие нашло в нем отклик. Я знаю, что Сергей работал напряженно, доклада я от него не требовал, но он изучал какой-то рабочий момент, говорил о конфликтной ситуации. Его интересовал круг знакомых жены Антона, их общие друзья. И я не могу винить его в том, что он опоздал. Вина моя. Надо было обратиться раньше, а не тогда, когда приближающаяся беда обдала меня огнем догадки.

Вечером мне позвонил Степан. Он был потрясен и встревожен, так мне показалось.

— Почему ты мне сразу не позвонил, отец? Я узнал из новостей о том, что случилось с Антоном!

— Извини, было не до звонков. Какие звонки, я дышать боюсь, чтобы не пропустить главного известия: удалось спасти или нет. Больше ничего для меня не существует.

— Это ты извини, — сухо сказал Степан. — Я забыл о том, что для тебя ничего и никого не существует, кроме Антона. Не нужно ничего рассказывать, узнаю все сам. Кстати, мне только что позвонил следователь, сказал, что нужно ответить на вопросы.