Единственная дочь - Анна Снокстра Страница 9

Я думаю о той последней ночи в дешевом хостеле в Кингс-Кросс ^[4]. Это было всего неделю назад, а кажется, что гораздо раньше. Я пересчитывала деньги на матрасе, зная, что их не хватит и что утром придется выехать. Помню, что пыталась заснуть. За окном кричали женщины, бились бутылки, матерились мужчины. Я знала, что завтра тоже буду с ними на улице.

– Нет. Не очень. Простите.

Здесь странно пахнет, как в больнице. Наверное, игрушки нужно дезинфицировать после каждого ребенка. Я смотрю на маленький стульчик и столик и представляю, как Андополис подсаживается туда к какому-нибудь малышу и просит на кукле показать, какому насилию он подвергался.

– Я знаю, это тяжело, но ты должна рассказать нам все, что помнишь, – продолжает Малик.

Я набираю воздуха, готовясь рассказать им то, что они жаждут услышать. Я все продумала: пыточные камеры, мужчины в масках, все до мелочей. Они клюнут, и я пошлю их искать вчерашний день по всей Австралии. Но только я собираюсь начать, как перед глазами всплывает фотография из следственного кабинета. Ребекка Винтер, молодая и счастливая. Неужели я желаю ей такой страшной судьбы? Я смотрю куда-то между обращенных ко мне в ожидании лиц. Какая же я дура. Что бы я ни сказала, это никак не повлияет на то, что на самом деле с ней случилось. Глупо даже думать об этом. Сейчас это уже моя жизнь, не ее. И нужно распорядиться ею с умом. Конечно, как только я расскажу им свою историю, они начнут копаться в ней и найдут слабые места. Чем меньше, тем лучше. Умнее всего вообще ничего не рассказывать.

– В этом-то и проблема, – спокойно отвечаю я. – Я ничего не помню.

– Ничего? – Малик пытается скрыть разочарование, но я слышу по его голосу.

– Как насчет недавних событий? Ты помнишь, кто тебя ударил? Отчего этот синяк? – спрашивает Андополис, разглядывая поврежденную сторону лица.

Я опускаю глаза, как будто мне стыдно. История и правда конфузная. Я убегала от торговца фруктами. Стащила два яблока, бросилась наутек, потом споткнулась и упала на бордюр. Никто меня не трогал.

– Нет.

– А что с рукой? – мягко продолжает Андополис. – Ты сказала, что повредила ее при побеге. Помнишь, как это случилось?

– Да. Нет. Я забыла.

– Значит, ты помнишь, как сбежала? – спрашивает Малик.

Я делаю вдох. Собираюсь выдать им кое-что.

– Я помню, что разбила оконное стекло, – говорю я, вспоминая, как вдребезги разлетелась бутылка в туалете. Меня передергивает от воспоминания, они это замечают.

– Моя рука зацепилась, но я не останавливалась. Я только помню, что у меня было мало времени.

– Почему у тебя было мало времени? – тут же подхватывает Малик.

«Потому что я знала, что женщина-полицейский снаружи собирается войти и проверить, как я там». Интересно, можно спросить, не потеряла ли она работу, но так, чтобы не показаться злорадной. Наверное, лучше не надо.

Сейчас хочется нажать на кнопку «Пауза». Выйти покурить и обдумать, как лучше поступить в этой ситуации. Я рассчитывала только на одного следователя, а когда их двое, с обеих сторон, это пугает. В следующий момент у меня вырывается вопрос, прежде чем я успеваю подумать.

– Сколько вы меня искали? – спрашиваю я. Чувствую себя увереннее, когда сама задаю вопросы.

Малик смотрит на Андополиса. Наверное, тогда он еще не был следователем, так, желторотый юнец в форме.

– Расследование продолжалось долго. Мы искали повсюду, – медленно отвечает Андополис.

Теперь я начинаю понимать его напряженность во взгляде. Наверное, у него много животрепещущих вопросов ко мне.

– Вы кого-то подозревали? – спрашиваю я.

– Нас заинтересовало несколько человек.

– Кто?

– Почему бы нам не начать с начала? – перебивает Малик. – Что последнее ты помнишь? До похищения.

Он снова переводит внимание на меня. Я мысленно возвращаюсь к тому телевизионному шоу.

– Я была на работе, в «Макдоналдсе». Потом все расплывается.

Андополис самодовольно ухмыляется. Правильный ответ. Он кладет папку на стол между нами и открывает ее. Внутри разложены снимки, похоже, фотографии персонала – пять разных людей по пояс, все улыбаются и одеты в униформу «Макдоналдса».

– Ты помнишь этих людей? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я. – Конечно. Но… вы знаете. Прошло много времени. – Мое сердце колотится, футболка врезается под мышками, я потею. Это похоже на тест.

– Ты помнишь ее? – Он указывает на молодую девушку. Она очень симпатичная, даже в этой уродливой униформе. Светлые волосы собраны в хвост, глаза сияют. Я понимаю, что знаю ее; она была почти на всех фотографиях в комнате Ребекки.

– Она была моей лучшей подругой, – говорю я и вспоминаю слова отца. – Лиззи.

– А другие? – спрашивает Малик. Значит, тут я тоже попала.

– Я помню Лиззи. Остальные… Я помню их всех… – Стараюсь выглядеть расстроенной. – Ненавижу, когда в голове туман.

– Ничего страшного, Бек. Мы не будем торопиться. – Голос Андополиса звучит утешающе. – Эти люди последними видели тебя перед исчезновением. Вот Эллен Парк. Она была твоим менеджером.

На вид ей двадцать пять или около того, во взгляде преждевременная тревога.

– Это Лукас Маскони. – Он тычет в красавчика лет двадцати.

– И Мэтью Ланг. Он был поваром. – Здоровенный мускулистый парень с кучей серебряных сережек в ухе. – Ты помнишь его?

– Немного, – говорю я.

– Что-нибудь конкретное? – напирает Малик. Должно быть, этот Мэтью был под подозрением. Полиция наверняка выбрала его из-за сомнительной внешности.

– Нет, – отвечаю я слишком резко.

Я смотрю вниз на свои ладони и заставляю себя дышать глубоко и ровно. Нужно что-то сделать; я и так уже вышла из образа. Я могу быть только жертвой и никем другим, даже на мгновение.

– Так когда вы сдались и прекратили поиски? – снова спрашиваю я.

Андополис поднимает на меня глаза, по его лицу скользит мрачная тень.

– Мы не сдались. Просто расследование заглохло, – продолжает он, отводя взгляд, и я догадываюсь, что он чувствует: вину. – Мы проработали все версии. Ты понимаешь?

– Да.

Снова чувство вины, хотя он и пытается это скрыть.

– Давайте постараемся сконцентрироваться на том дне, – предлагает Малик. – Мы говорили о твоей последней смене в «Макдоналдсе».

Нужно избавиться от Малика. Я вижу, что он хороший следователь, но, похоже, без особого личного отношения. Он просто воспринимает это дело как свою работу, а я ее важная составляющая. Но это все.