Год огненного жениха - Дарья Калинина Страница 9

И бабушка впрямь вытащила из-за спины припрятанный там толстый армейский ремень, сохранившийся у папы со времен службы в армии.

— Самостоятельная какая! — сердилась бабушка. — И где это в мое время было видано, чтобы девки в пять утра бы домой возвращались, пьяные в зюзю да еще и с кавалером под ручку! И тебе не стыдно?

— Стыдно.

— Он же тебя на себе тащил, — не унималась старушка. — Ты же на ногах стоять не могла. Он тут такое с тобой мог учинить, а потом в Сеть видео выложить. Думаешь, я не знаю, какие сейчас нравы у молодежи? Навсегда бы опозоренной оказалась!

— Бабушка, да он хороший.

— Все они хорошие, пока спят зубами к стенке. Вот вернутся завтра вечером родители, я уж им расскажу о твоих художествах.

И бабушка вышла, сердито хлопнув дверью. Впрочем, настроение у нее было больше показным, воспитательным, потому что уже через пять минут она принесла внучке поднос, на котором стояли две кружки. От одной поднимались в воздух мелкие лопающиеся пузырики — это таяла в воде таблетка шипучего обезболивающего. А в другой кружке оказался крепкий чай с сахаром, долькой лимона и, как показалось Любочке, несколькими ложечками коньяка. От этих двух напитков, выпитых по очереди, терзавшая внутренности тянущая тошнота несколько отступила. И Любочка смогла позвонить подруге.

Но Верочка хоть и ответила на звонок, но ничего Любу не порадовала:

— Что вчера было? — спросила она у нее первым делом. — Ты хоть что-нибудь помнишь?

— Смутно. А ты?

— Вроде бы мы на крыше сидели.

— Где на крыше?

— Не помню. В центре. Но это точно была крыша, потому что под ногами у нас был весь город.

— А я помню какой-то танцпол.

— Ты там без лифчика танцевала.

— А почему я его сняла?

— Кто-то на тебя пиво пролил, всю тебя замочил, ты мокрые вещи с себя сняла, начала ими в воздухе махать, а потом с ними еще и отплясывать. Дескать, так они быстрей высохнут.

— И мне было не стыдно? Там же другие люди были!

— Люди уже потом появились. Сначала там тихо было, кроме нас, никого и не было. Народ потом набежал, когда ты ламбаду отплясывать подрядилась.

— Ой-ой!

— Но ты не переживай, юбка на тебе все же была. А твое ожерелье очень даже неплохо грудь прикрывало.

На Любе вчера и впрямь было ожерелье из семи слоев крупных натуральных камней. Ожерелье ей привезли родители из Вьетнама, оно было очень красивым, но изрядно увесистым и свисало от ключиц почти до пупка.

— Значит, спереди я все-таки была прикрыта.

— Когда стояла спокойно, то да.

— Слушай, а на санках мы с ними катались?

— Было такое. Но не очень долго, потом ты в сугроб свалилась. Мы тебя выкапывали и все здорово замерзли. Выпили, чтобы согреться, подействовало мало, мы еще выпили, и еще… А потом я помню плохо.

— А ребята как?

— Саша с Андреем? Они оба просто лапсики. Если что, тебе больше Андрей понравился.

— Но ты не помнишь, они нам свои телефоны оставили?

Этого Верочка не помнила. Она, надо сказать, вообще как-то больше помнила про Любу — танцы, падение в сугроб с санок, а вот про себя помалкивала, что заставляло Любу подозревать, что Вера вчера еще и не такое отчебучивала. Во всяком случае, во время посещения места с бассейном кто-то очень похожий на Верочку в воде голяком точно купался.

— А как твои родители отнеслись?

— А как они могли отнестись? Мама расплакалась, когда меня увидела. А папа усадил Сашу пить водку и знакомиться.

Это была особенная черта Игоря Анатольевича. Он всех потенциальных зятьев, которые появлялись в его доме, первым делом усаживал за стол, утверждая, что как только появится тот, который сможет его перепить, то он тому тут же, ну или когда сможет нормально изъясняться, отдаст свою дочь замуж. Невозможно было от этого испытания отказаться или как-то уклониться. Игорь Анатольевич отказов просто не принимал.

— Хочешь с моей дочерью водиться — садись.

И когда жених садился, протягивал ему полную до краев рюмку и говорил:

— А теперь пей!

И несчастные женихи пили. И постепенно все валились под стол, потому что пока что перещеголять Игоря Анатольевича с его многолетней практикой не удавалось никому. Следовательно, и Верочка продолжала ходить в невестах.

Папа ее утешал:

— Не печалься, девонька, значит, не родился еще тот богатырь, которому я тебя, свое солнышко, отдам.

— Да? И когда он родится? Когда я уже старухой стану?

И вот этой ночью чудо все-таки произошло. Нашелся умелец, который каким-то чудом пересидел за столом Игоря Анатольевича.

— Мама говорит, что им с Сашей пришлось отнести папу на диван. Он ничего не соображал, кажется, даже не осознавал свой проигрыш. На всякий случай мама щелкнула их обоих на камеру, чтобы папа потом не говорил, что мы это все придумали. Я этот снимок видела, мама уже сбегала в фотомастерскую и все распечатала.

— И что там?

— Папа вовсю храпит на диване, видно, что он в полной отключке, а рядом стоит Саша. Лица не видно, он почему-то голову отвернул. Но стоит ровно. И даже не сказать, что он пил. Выглядит совсем трезвым.

— Значит, теперь ты можешь выйти замуж за Сашу?

— Да, осталось только его уговорить.

— А что было потом? Саша остался?

— Нет! Что ты! После состязания с папой Саша вызвал себе такси, пожелал маме доброго дня, уже светало, и уехал.

— А номер телефона оставил?

— Нет. Но мама сказала, что он обещал вернуться.

Бабушка тоже говорила Любе, что ее кавалер обещал вернуться. Но кто верит таким вот обещаниям? Был бы еще номер телефона, можно было бы позвонить, напомнить. А так… Где теперь искать вчерашних друзей? И на душе у Любочки стало тоскливо.

— А… А ты не помнишь, ребята… они где-то учатся? Или работают?

Верочке казалось, что учатся. Но где, она, хоть тресни, не могла вспомнить. А вот Любе, наоборот, казалось, что ребята уже отучились и теперь оба работают. Но где работают и кем, этого она тоже не припоминала.

В общем, как ни хорош был вчерашний вечер, помнили из него обе наши красавицы до обидного мало. И хуже всего было то, что утро субботнего дня никак не служило продолжением вчерашнего праздника. Было оно серым, хмурым и печальным. Но как ни обидно было девушкам, что они обе позорно вчера напились и, похоже, упустили своих щедрых, веселых и благородных кавалеров, самое худшее ждало их впереди.