Небо слишком высоко - Антон Леонтьев Страница 9

А что, если ураган будет такой силы, что он повредит их поместье? Нет, глупости, замок Делберта снесет разве что ядерный удар, а, несмотря на напряженные и крайне нервические отношения с коварными русскими, такой вариант полностью исключался.

— Мэм, прошу вас, не задерживайтесь, проходите в дом! — вежливо, но безапелляционно произнес агент секретной службы. Милена взяла за руку сына и направилась в гигантский холл поместья.

Войдя в холл, она увидела, что супруг просматривает папку с документами, которую держал перед ним один из помощников. Около него стояла облаченная во все темное постная особа непонятного возраста — это была Хантер Рогофф, управляющая «Грамп-холлом». У этой женщины всегда было одно и то же выражение лица — абсолютно индифферентное. Милена всегда считала, что от Хантер веет могилой, однако работу свою та выполняла безукоризненно.

— Парню шестнадцатый год пошел, а ты все еще водишь его за ручку, как ребеночка! Запомни, я не допущу никакого обабливания! Потому что он — Грамп, а все Грампы — мужики. Мне не нужны все эти либеральные сюсюканья! В пятнадцать я заработал свой первый миллион!

— Просто когда тебе было пятнадцать, умер твой дедушка и оставил тебе миллион в наследство! — пробормотал сын, однако так, чтобы отец его не услышал.

Милена качнула головой, давая Тициану знак, что спорить с Делбертом не имеет смысла — тот и так был явно на взводе.

Супруг, к счастью, не услышавший комментария сына, в раздражении оттолкнул от себя папку с документами и, не соизволив даже взглянуть на жену и сына, скинул на услужливые руки Хантер Рогофф пальто.

— Эти идиоты! Почему я окружен исключительно идиотами? Если бы все делали, что я велю, наша великая страна давно бы вернулась на прежнюю позицию мирового лидера!

Тициан явно намеревался сказать что-то полемичное, но Милена сжала его руку и снова качнула головой. Сын, выпятив нижнюю губу (вылитый отец!), промолчал.

Громко хохоча, в холл вошел стилист президента, Луи-Огюст. Он тотчас бросился к своему подопечному:

— Ах, месье президент, этот противный ветер растрепал ваши чудесные волосы! Позвольте мне, месье президент!

Милена чуть заметно (насколько позволяли инъекции ботокса) скривилась — она невооруженным глазом видела, что этот не особо талантливый субъект наглым образом копировал стиль и манеру поведения одного воистину гениального человека, единственного хорошего, ныне, правда, уже покойного друга Милены, который когда-то и помог ей начать карьеру модели.

Делберт безропотно вручил себя заботам стилиста, который, вытащив из своего чемоданчика расческу и бутылочку лака для волос, стал колдовать над прической президента.

— К ужину соберется вся семья! — произнес Делберт, так и не посмотрев на Милену.

— Вся семья и так в сборе, — заметила она тихо, на что муж злобно ответил:

— Твоя, дорогая моя, быть может, в самом деле в сборе. Но не моя! Приедут Делберт и Уинстон. А также Эйприл с Шэрон.

Делберт был старшим, а Уинстон — младшим сыном от брака с ужасной югославкой: обоим было уже порядком за тридцать. Эйприл являлась второй дочерью Делберта от брака с Шэрон, голливудской актрисой. Шэрон, в отличие от ужасной югославки, была особой весьма сносной, относившейся к Милене как к предмету обстановки, потому что предпочитала всегда говорить только об одном: о себе, своей карьере и интригах голливудских боссов, упорно не желающих распознать ее актерский талант и сделать из нее «звезду».

— Джереми тоже подлетит, — произнесла серебряным голоском Злата, появляясь вместе с нянькой, которая несла на руках двух прелестных заспанных близнецов. — И мама приедет. Ты ведь не против, папочка?

Милена сжала кулаки. Неужели эта ужасная югославка тоже заявится сюда? И Злата, эта интриганочка, конечно же, уже все устроив, теперь испрашивала у отца разрешения, прекрасно зная, что он его даст.

А вот у нее, своей мачехи и номинальной хозяйки поместья, Злата спросить разрешения так и не удосужилась.

— Ясна тоже приедет? — произнес Делберт. — Отлично!

Злата, повернувшись к Милене, пропела:

— Ты ведь не против, милая моя?

Конечно, Милена была против, да еще как, однако она понимала, что теперь не может возразить.

— Разве мое мнение имеет значение, если Делберт сказал «да»? — ответила в тон ей Милена, и Злата скривилась.

Милена же сладко заметила:

— Твоя матушка прибудет одна или вместе со своим новым мужем? Ах, извини, как я могла запамятовать: она с ним уже развелась. Однако там ведь имелся этот манекенщик, ее любовник… Нет, постой, она его выгнала после того, как застукала в постели со своим же шофером…

Злата, хмурясь, заявила:

— Мама прибудет одна!

Делберт же, сопровождаемый Хантер Рогофф, тем временем принимал подобострастные приветствия от выстроившихся длинной шеренгой слуг — Милена же, подобный смехотворный ритуал ненавидевшая, проскользнула к спрятанному в глубине холла лифту. Наконец-то она могла принять ванну и прийти в себя!

Когда дверцы лифта закрылись, оставив ее с сыном наедине среди хрусталя, позолоты и мрамора, Тициан произнес:

— Папа явно не в настроении…

Милена, потрепав сына по голове, заметила:

— Поэтому прошу, не перечь ему и не заводи его намеренно.

Сын, столь же упрямый, как и отец, пожал плечами.

— Но ведь я не виноват, что папа постоянно искажает факты. Впрочем, он всегда их искажает. Иначе бы он не был Делбертом Грампом, пятьдесят четвертым президентом США.

Милена, быстро нажав кнопку экстренной остановки, привлекла к себе сына и перешла с английского на герцословацкий:

— Мой мальчик, запомни, что мы обязаны твоему отцу всем. Он человек своеобразный, однако не стоит его злить.

— Мама, а ты с ним счастлива? — спросил вдруг Тициан, и Милена внезапно ощутила, что к глазам подкатили горячие слезы. Нет, она не имела права расплакаться, только не сейчас, только не при сыне, только не от этого вопроса…

Сын, обняв Милену, зашептал:

— Мамочка, не плачь, прошу тебя! Я тоже его ненавижу, хотя в то же время люблю. Он ведь все же мой отец… Однако он ужасный человек. Он не ценит тебя, абсолютно не ценит! Думаешь, я не знаю, как он пристает к своим симпатичным помощницам и щиплет за задницы юных официанток. И это на приемах, когда ты стоишь в метре от него!

— Мой мальчик, прошу тебя… — Милена все же разрыдалась, думая только об одном — если ее увидят с зареванным лицом слуги или агенты секретной службы, то кто-то из них тотчас донесет об этому Делберту. А тот ужасно не любил, когда его жена — вне зависимости от порядкового номера — прилюдно плакала.

Тициан же, обняв ее, продолжил: