Рецидивистка - Александр Звягинцев Страница 9

Прокурор Горелецкого района Владимир Данилович Позняк, мужчина сорока пяти лет, выглядящий значительно старше своего возраста, с суровым и решительным выражением лица, ехал с очередной проверкой в местную женскую колонию. Ехал в форме, ибо считал, что форма не только дисциплинирует внутреннее содержание всех прокурорских работников, но внушает окружающим уважение. Бывал он в этой колонии уже не раз и не рассчитывал увидеть что-либо новое. Долго задерживаться прокурор не собирался, наоборот, рассчитывал вернуться пораньше, сразу после обеда, дабы успеть на важное совещание в райкоме партии.

Выбравшись из городских закоулков, шофер дал газу, и машина покатила по асфальту плавно и ровно, так что приятно было ощущать это сильное движение.

Солнце уже растолкало утреннюю пасмурную дымку и умяло ее за кромкой леса. Небо как-то сразу посветлело и стало стремительно, прямо на глазах наливаться пронзительным синим цветом, обещая один из тех коротких, но ясных дней, какие бывают только в последнее предзимнее время. Глядя на это дивное преображение, Позняк даже перестал думать о перебоях в сердце, которые ощущал уже несколько дней. И даже негромко засвистел какой-то прицепившейся мотивчик. Шофер удивленно посмотрел на обычно всем недовольного и неприступного шефа и на всякий случай бросил взгляд в зеркало заднего вида. Он не мог знать, что настроение у прокурора было такое потому, что решение о давно ожидаемом повышении и даже его переводе в область должно было состояться буквально на днях. И это событие здесь и в области вряд ли бы кого удивило, ибо повышение это было вполне заслуженное. Владимир Данилович уже много лет считался, что называется, сильным работником.

В колонии Позняк сначала зашел к начальнику колонии, суетливому и чрезвычайно услужливому мужичку. Поговорил с ним. Принял записавшихся на прием осужденных. Потом в сопровождении начальника колонии и его заместителей отправился в столовую, спальные помещения, мастерские. Все было как обычно.

В крайнем бараке прокурор увидел старушку, этакий божий одуванчик, которая сидела на кровати и чему-то улыбалась. В другое время Позняк бы наверняка прошел мимо, а тут, несмотря на то что спешил, чего-то остановился.

— За что сидишь, мать?

Старушка быстро, как кошка лапой, обмахнула сморщенное лицо, промокнула концами белого в крапинку платка слезившиеся глаза, аккуратно поправила платок, прикрыв зеленоватые провалы на висках, и, улыбнувшись, ответила:

— Так за карманку, гражданин начальник. Вытащила в автобусе кошелек, а в нем три рубля. Ну, меня сюда и определили на три года.

— И много осталось?

— Еще полгода — до весны буду тут.

— Понятно. Ну, недолго уже. Освободишься, не воруй больше, — наставительно сказал Владимир Данилович. Уже когда вышли из барака, начальник колонии со смешком покрутил головой. Позняк подчеркнуто недоуменно покосился на него.

— Вы, товарищ прокурор, наверное, подумали, что Бредихина, старушка эта самая, прямо такой божий одуванчик. А она на самом деле — рецидивистка. Да-да, самая настоящая… Это у нее четвертая ходка. Если все срока посчитать, лет десять наберется. Работает везде — в автобусах, магазинах, на вокзале промышляет…

— Кто бы мог подумать, — покачал головой Позняк. Он уже спешил в город и был погружен в свои привычные в последнее время мысли.

Прошел почти год. Владимир Данилович по-прежнему сидел в своем кабинете и рассеянно листал милицейскую сводку. У него было чемоданное настроение — завтра начинался отпуск. И они с женой уезжали в Коктебель, в пансионат «Голубой залив». В ожидании конца рабочего дня Позняк с нетерпением поглядывал на часы, но те будто замерли. В этом сезоне ему, как никогда прежде, хотелось побыстрее уехать отсюда, добраться до моря. Окунуться в его прохладный аквамарин и забыться. И к тому были основания…

Прошедший год для него был очень непростым. На давно ожидаемое повышение он так и не пошел. Какой-то доброжелатель пронюхал о будущем назначении и стал строчить анонимки. Начались бесконечные проверки, и все затормозилось. Его вопрос завис. Вначале это сильно подействовало на Позняка. Он переживал, нервничал, а потом вдруг смирился, махнул рукой — нет так нет. И нужно отдать должное Владимиру Даниловичу, руки он не опустил. Продолжал действовать строго и решительно: злодеям в страх, как он любил шутить, а добрым людям в покровительство.

Вдруг в сводке его внимание привлекла фамилия, показавшаяся ему знакомой. Бредихина Лидия Ивановна… Профессиональная память, которой он, кстати, очень гордился, тут же подсказала — старушка, божий одуванчик из колонии, которую начальник назвал рецидивисткой. Позняк внимательно прочитал сообщение. Гражданка Бредихина, освободившаяся из колонии несколько месяцев назад, задержана при выходе из универмага, где украла широкополую шляпу с вуалью. Вот уж и впрямь рецидивистка — только из колонии, а ее опять поймали на краже. Но зачем ей шляпа с вуалью? Вспомнились ясные безгрешные глаза Бредихиной… Что-то тут не так, чутьем опытного прокурора почувствовал Позняк. Не слишком задумываясь, зачем он это делает, позвонил в милицию и попросил доставить ему задержанную.

Через полчаса молоденький милиционер ввел в кабинет прокурора старушку.

Устроившись на стуле, та поправила все тот же платок в крапинку и безмятежно улыбнулась.

— Как же так, Лидия Ивановна? — укоризненно сказал Позняк. — Только вас выпустили, а вы опять… В ваши-то годы.

— А я тебя сразу признала, сынок. Ты в зону к нам приезжал…

— В колонию, — поправил ее Позняк.

— Ну да, в нее. Вот ты меня туда, сынок, и определи снова…

— Что значит определи! — пожал плечами Позняк. — Такие решения принимает суд. А я могу только определить — есть состав преступления или нет. Вот только мне одно непонятно, Лидия Ивановна, зачем вам понадобилась эта шляпа. Да еще и с вуалью? И как это вы собирались ее незаметно вынести из магазина? Ведь широкополая шляпа — это не катушка ниток!

— А я и не собиралась ее прятать, сынок. Надела, чтобы лучше видно было, эту шляпу на голову и пошла невозмутимо мимо кассы. Они не заметили. Тогда я взяла ее и на манекен, который тут же стоял, надела. Вот тогда меня и схватили.

— Погодите… Объясните мне, все же зачем вы это сделали?