Чисто альпийское убийство - Йорг Маурер Страница 9

— Наконец-то вы приехали, гаупткомиссар! — воскликнул обермейстер Остлер, стоявший у главного входа в культурный центр.

— Гм, значит, вы — Остлер? Что-то знакомое…

Фамилия Остлер была одной из самых распространенных не только в этом курортном городке, но и во всей округе. Иногда в каком-нибудь учреждении насчитывалось до семи Остлеров одновременно, причем до трех человек из них могли зваться Иоганнами.

— Что случилось? — спросил Еннервайн. — Судя по такой прорве спецтехники, можно подумать, что время пошло вспять и тут началась Вторая мировая война.

— Да нет, ничего сверхъестественного не произошло. Правда, мы и сами сначала подумали, что разразилась какая-то катастрофа.

— Ну, если катастрофы нет, уже хорошо. Так в чем же суть происшествия?

— Имеется труп: мужчина, около шестидесяти лет, документов при нем не обнаружено, личность устанавливается, предположительно сотрудник данного культурного учреждения. Также имеется тяжелораненый: мужчина, около двадцати пяти лет, документов также не обнаружено, личность устанавливается. Предположительно — слушатель концерта.

— Дело пахнет разборкой между ними?

— Да нет, ничего подобного не зафиксировано. Внезапно, прямо посреди концерта, эти двое рухнули на пол. Они лежали друг на друге — сверху труп, снизу раненый.

— Внезапно?

— Да-да, именно внезапно! Кое-кого из свидетелей я уже опросил и записал их данные.

— А сколько всего было свидетелей?

— Примерно четыреста или пятьсот.

— Просто блеск!

— Да уж… И главное, никто ничего толком не понял. Кроме того, многие ушли до того, как мы сообразили…

— Ладно, разберемся. Оружие?..

— Не найдено. Первичный осмотр жертв показал, что повреждения у них вызваны ударом. Это подтверждают врачи, а их в зале было великое множество.

Встав у одного из входов в зал, Еннервайн с Остлером проследили, как врачи и санитары эвакуируют на каталке тяжелораненого. В другую дверь внесли черный гроб, куда вскоре опустили погибшего.

— Нос не забудьте! — крикнул санитар, стоявший в середине одного из рядов, и поднял высоко над головой какой-то предмет, неразличимый с того расстояния, на котором находились Остлер и Еннервайн. Вокруг Инго Штоффрегена суетились врачи «скорой помощи». Один из них обернулся и ответил:

— У этого с носом все в полном порядке.

Таким образом, гроб с телом Либшера пришлось открывать еще раз, чтобы дополнить его содержимое важным компонентом.

Полицейские все еще стояли у входа в зрительный зал. Привстав на цыпочки, гаупткомиссар попытался разглядеть основное место происшествия. Такая кровавая драма прямо посреди концерта фортепианной музыки, и никто ничего не заметил? Еннервайн машинально посмотрел наверх, на балкон, проводя воображаемую пунктирную линию между определенной точкой на парапете и тем местом в зале, где были обнаружены жертвы. Сказав Остлеру, чтобы тот никуда не уходил, Еннервайн вышел в фойе и стал искать лестницу, ведущую на следующий этаж. Между тем в здании культурного центра, помимо санитаров, уже рыскали бойцы военизированной полицейской части и пограничники, так что гаупткомиссару приходилось то и дело предъявлять служебное удостоверение, чтобы его не выгнали отсюда как зеваку. Вскоре к нему подскочила незнакомая пожилая дама:

— Господин унтер-офицер, не могли бы вы мне помочь?

Понижение в должности на восемь званий Еннервайн принял со спокойной усмешкой.

— Да-да, конечно. Ведь я здесь именно для этого.

— Господин унтер-офицер, моя дочка была на концерте! И я слышала, есть убитые!

Еннервайн успокоил ее, однако ответить на вопрос, где сейчас находится дочь этой женщины, он, естественно, не мог. Записав фамилии обеих дам на купюре в пять евро, поскольку ничего более подходящего под рукой не нашлось, гаупткомиссар сунул ее снова в кошелек и тут же забыл об этом. Он увидел, что на место прибыли первые эксперты-криминалисты. Собственно, пока этот дотошный люд с чемоданчиками и всевозможной замысловатой аппаратурой не закончит своей работы, в зале ему делать нечего. Еннервайн пошел вверх по лестнице, на балкон.

Туда вела только одна дверь. Внутри царили пустота и беспорядок, на полу валялись забытые в суматохе сумочки, растоптанные очки и скомканные бумажные платки. Еннервайн подошел к широкому парапету, перегнулся через него, не касаясь руками, и посмотрел вниз, в партер. Балкон довольно значительно выдавался над залом, так что некоторые места находились непосредственно под ним. Несколько сотрудников в униформах выгоняли из зала последних любопытных из числа зрителей, направляя к выходу, где полицейские записывали их личные данные. Требовалось поскорее освободить территорию, чтобы не мешать экспертам.

Зрительный зал и сцена были ярко освещены. На сцене стоял рояль с высоко поднятой крышкой. Инструмент обладал определенным сходством с тем самым гробом, который недавно вынесли отсюда, только блестел поярче. Одно место в середине четвертого ряда было перемазано кровью, в зале почти не осталось зрителей, кроме двух человек, сидевших в следующем ряду, точь-в-точь за тем злополучным креслом. Остлер терпеливо уговаривал их уйти, но граждане явно не торопились слушаться. В боковом проходе о чем-то советовались три санитара из пожарной команды, а в нескольких шагах от них стояла каталка с Инго Штоффрегеном, вокруг которого суетились медики. Они делали пострадавшему искусственное дыхание и что-то вводили ему из шприца, отрывисто произнося медицинские термины вперемежку с данными в миллилитрах и миллиграммах.

Еннервайн стал размышлять над тем, как мог произойти этот инцидент. Действительно ли его можно считать несчастным случаем? Воображаемая линия начиналась вот здесь, на парапете, и заканчивалась на месте обнаружения тел — однако оно находилось не точно под балконом, а в нескольких метрах в сторону. Поэтому несчастный случай исключается. Самоубийство? Еннервайн представил, как один из двоих пострадавших влезает на парапет и отталкивается, дабы спрыгнуть вниз. Но чтобы достичь того места, ему нужно было оттолкнуться со страшной силой. С какой?.. Однако разве самоубийцы прикладывают все силы для того, чтобы прыгнуть как можно дальше? «На первый вопрос должны ответить физики, на второй — психологи», — подумал Еннервайн. В дверь постучали, и вошел Остлер в компании стильно одетой, ухоженной дамы, которая сразу же назвалась директором культурного центра, не представившись при этом по фамилии.

— Кошмар! Просто неслыханно! Это был первый концерт госпожи Файнингер в наших краях…

— Да уж, приятного мало, — кивнул Еннервайн.

— У меня есть один деликатный вопрос. Простите, может быть, в данный момент не слишком-то уместно говорить об этом…

— О чем?

— Завтра у нас матине, то есть утренний спектакль…

— Я знаю, что такое матине. Половина баварских полицейских имеет аттестат зрелости. Я вхожу в их число.