Время черной звезды - Татьяна Воронцова Страница 9

– Это греческое имя – Вероника, – сообщила Дериона. – Ты не гречанка? Нет? Многие русские, – она широко улыбнулась, сверкая жемчужно-белыми зубами, – чуть-чуть греки, знаешь ли.

– Деметриос говорил мне, – кивнула Ника.

– О, Деметриос! Он очень мало русский, очень много грек.

– Много грек? – удивилась Ника. – Но у него же светлые глаза. Есть такие греки?

– Есть. – Дериона многозначительно помолчала. – Один древний род.

В кондитерской можно было полакомиться не только фраппе – холодным кофе с мороженым и со льдом, – но и традиционным горячим кофе с шоколадными конфетами, изготовленными вручную. Изобилие форм, размеров и начинок приводило Нику в неописуемый восторг. Ей казалось, что ничего вкуснее она в жизни не пробовала. Шоколад горький, шоколад белый, шоколад молочный… с дроблеными орехами, с засахаренными ягодами, с ромом, с карамелью, с марципаном… За поеданием конфет и застал ее в один прекрасный день потомок древнего рода.

В потертых синих джинсах и белой футболке навыпуск, он вошел в кондитерскую и кивнул Дерионе: «Привет». Та поздоровалась торопливо, даже несколько подобострастно. Не задавая вопросов, приготовила фраппе с ванильным мороженым и со смущенной улыбкой поставила перед ним. Они обменялись несколькими фразами на греческом языке. Ника не понимала ни слова, но все равно с интересом прислушивалась. Дистанция между собеседниками ощущалась так явственно… Если Дионис был господином для Деметриоса, то сам Деметриос был господином для Дерионы. Никаких сомнений. Но какого рода была его власть? После этого эпизода он выдал ей сотовый телефон и взял за правило устраивать после шести часов вечера долгие совместные прогулки по окрестностям, во время которых рассказывал ей, что и как называется, откуда и куда можно быстро дойти пешком, где в случае необходимости спрятаться.

Невидимые музыканты безумствуют так, что за них становится страшно. Неужели кто-то из местных жителей способен спать, игнорируя концерт за окном?

Ей вспомнились летние каникулы у двоюродной бабушки в одной из деревень Западной Украины. Обитатели деревни, в целом милые и приветливые люди, временами словно теряли рассудок и голосами, прерывающимися от ужаса, начинали рассказывать о странных эпидемиях по соседству, когда люди вымирали семьями, домами, и позже отдельные смельчаки либо находили там обескровленные тела, либо не находили ничего, о вскрытых могилах с лежащими в гробах мертвецами, которые выглядели лучше иных живых… Слово «вампиры» никогда не звучало, но и так было ясно, о чем идет речь. Подростки, с которыми Ника немного дружила, слушали эти истории с горящими глазами. Каждый мог добавить порцию душераздирающих подробностей, потому что вырос здесь и привык вдыхать их вместе с воздухом. Сама Ника переживала смешанные чувства: с одной стороны, все сверхъестественное и необъяснимое возбуждало ее любопытство, с другой – ей даже думать не хотелось о реальной возможности столкнуться с этим сверхъестественным лицом к лицу. Она не считала себя способной дать отпор какой-либо нечисти – для этого ей не хватило бы ни мужества, ни веры. Бабушка Аглая страшилками не увлекалась, во всяком случае не обсуждала их с Никой, даже если все вокруг начинали шушукаться об очередном «лихе», но иконы в красном углу держала, также вблизи окон и дверей регулярно развешивала гирлянды чеснока.

Однажды соседская девочка Ганна, ровесница Ники, принесла им с бабушкой от своей матери свежайший, только из печки, пирог и не менее «горячие» слухи. В селе за горой померла сосватанная невеста, и теперь у всей округи трясутся поджилки, ведь хуже нет, когда приходится укладывать в землю юную деву в подвенечном платье… вот уж лихо так лихо. Ника не стала выслушивать историю несчастной девушки, которая не то любила всем сердцем прекрасного юношу, убитого злодеями в прошлом году, не то ненавидела, опять же всем сердцем, состоятельного жениха, выбранного для нее родителями, не то делала все это одновременно, сама толком не понимая, где причина, где следствие, – и ушла к себе в мансарду почитать перед сном Проспера Мериме. Нетрудно догадаться, чем кончилось дело. Незадолго до рассвета ее разбудил странный шум за окном. Упорное зловещее царапанье, как будто по стене взбирался неуклюжий когтистый зверь – карабкался вверх, срывался, падал и после короткой паузы возобновлял свои попытки. Окно… Спросонок Нику прошиб холодный пот. Окно открыто! Она задрожала. Кто бы там ни был, человек или зверь, он явно задумал проникнуть в комнату через окно. В смятении она оглянулась по сторонам. Вот бы швабру или кочергу… Ей совершенно не хотелось начать закрывать створки и внезапно увидеть перед самым своим носом оскаленную морду чудовища. Ни швабры, ни кочерги в наличии не оказалось, пришлось довольствоваться массивным бронзовым подсвечником, который пылился в углу комода. В длинной батистовой ночнушке, с распущенными волосами, босиком, сама похожая на персонажа готического романа, Ника пересекла комнату, вытянула руку над подоконником и, разжав пальцы, уронила подсвечник в сад. Услышала звук падения тяжелого тела, сдавленный не то всхрап, не то всхлип, треск кустарника внизу… не медля больше ни секунды, захлопнула оконные рамы и ставни, одну за другой защелкнула все задвижки. Бегом вернулась в постель, юркнула с головой под одеяло, но заснула, как и положено при таких обстоятельствах, только после того, как по соседству трижды прокричал петух.

Неопределенное чувство, промежуточное между стыдом и суеверным страхом, помешало ей рассказать о ночном происшествии бабушке или подруге. Даже когда по деревне расползлись слухи о том, что покойница, дескать, пошаливает, Ника продолжала хранить молчание и накрепко запирать ставни на ночь. Впрочем, последнее делали уже во всех домах. С наступлением темноты деревня будто вымирала: никаких гуляний, никаких посиделок. Темно и тихо, как на кладбище. Самое время для страшных историй, которыми старшее поколение всегда не прочь попотчевать младшее. Эта атмосфера призрачной угрозы, когда совсем рядом постоянно ощущалось враждебное присутствие чего-то невидимого, бесформенного, необъяснимого, запомнилась Нике очень хорошо, и сейчас, под звуки музыки, разливающиеся по склону горы, воспоминания ожили, лишив ее сна и покоя.

Во время одной из прогулок Деметриос рассказал ей о любопытном открытии, которое сделали археологи, работающие в Центральной Греции. Они обнаружили абсолютно нетипичное древнее захоронение: покойник был завален камнями, причем некоторые особенности положения скелета указывали на то, что завален он был живьем – так поступали с обвиненными в вампиризме.

– Разве в Греции есть вампиры? – удивилась Ника. – Я имею в виду… разве греки в них верят?

– Греки верят во все, что видят их глаза, – ответил Деметриос.

– Твои глаза видели вампиров? Ты в них веришь?

– Нет, не видели. Но мои глаза видели столько всего выходящего за рамки так называемого «нормального», что и существование вампиров я тоже вполне допускаю. Ну, может, – добавил он, помедлив, – не таких, о каких пишут книги и снимают фильмы, а других, отличных от нас, избегающих солнца и пьющих кровь, странных созданий, чьи жизни измеряются столетиями.

Он произнес это с такой искренней печалью, что у Ники невольно навернулись слезы.