Тело Кристины - Макс Монэй Страница 9
Тело Кристины - Макс Монэй читать онлайн бесплатно
Как я люблю тебя, мамочка. Я люблю тебя, как родную дочь.
Она меня здорово одевала, пока я был мальчиком, хотя немного вычурно, на мой вкус. Поэтому из легкого подпольного флирта моих брюк с перочинным ножом ежедневно рождались ровные дырки, слишком ровные, чтобы быть честно порванными. Нередко, перед тем как войти в класс, я нарочно терся спиной о штукатурку стены. Я заходил в класс с видом похитителя пирожных, застуканного на месте преступления, с руками по локоть в муке. Но моя матушка была слишком наивна, для того чтобы заподозрить неладное. Каждый раз она требовала с меня подробности ужасного падения и каждый раз приходила в священный экстаз перед чудом невредимых колен. Мой отец настолько не страдал любопытством, что не находил ничего подозрительного в моей хронической неуклюжести. Он ограничивался тем, что испускал долгий свистящий вздох, который кубарем падал вниз на три октавы и замирал где-то на уровне второго подбородка. Иногда он присовокуплял к нему полезный совет:
— В следующий раз ты лучше ползи. Так тебе и падать не придется, и домой вернешься целым и невредимым.
Есть воспоминания, которые преследуют вас неотступно без всякой видимой на то причины.
Разумеется, до тех пор, пока вы действительно не начинаете ползать.
Естественно, мне приходило в голову подать сигнал SOS! Что я, хуже вас, что ли? Я не даун, который собирает подходящий литературный материал, чтобы потом часами надоедать вам историей своего выживания, ни секунды не подозревая, что лист бумаги может стать криком о помощи, приклеенным к стеклу, или пущенным самолетиком, или горящим клочком, упавшим на тротуар. Рулон обоев — это все равно что кирпич на голову прохожим, или на детскую коляску, или на бошку полицейскому. Вы, надеюсь, в курсе, какие потенциальные возможности у стула, случайно вылетевшего из окна? Электрообогреватель, который раскраивает череп старушке, вызывает гарантированное желание поинтересоваться личностью отправителя. Если прикроватное бра угодит в вашего пуделя в тот момент, когда он невинно справляет нужду в водосточный желоб, осмелюсь предположить, что вы не продолжите свою прогулку как ни в чем не бывало, волоча за собой на поводке мертвый грузик. Когда прямо под ноги приземляется мраморная столешница, люди, как правило, задирают голову, чтобы посмотреть, из какого окна она выпала так неосторожно, вызывают полицейских ищеек и оставляют в участке заявление о покушении на убийство. Потом обычно ищут и находят виновного. Его находят на последнем издыхании от голодной смерти в комнате, которая пропитана дерьмом и отчаянием. И если его арестуют и он окончит свои дни в тюрьме, добрый Бог будет по-настоящему добр, а пролившаяся на мостовой кровь помешает одному небезызвестному вам человеку впасть в безумие.
Проблема в том, что там, где вам все просто и ясно, для меня все не так очевидно: ведь я не могу даже окно открыть. Прощай, теленок, корова, поросенок, бумага, стул, мраморная столешница и нагревательный прибор. Прощай, детская коляска, страж мира и порядка, милая старушка. Прощай, тюрьма. Прощай, свобода.
Я пялился на эту оконную ручку сутками, как сверлят глазами судей, решающих вашу участь. Ночи напролет я перебирал в голове немыслимые способы, как до нее достать. Думаю, я исчерпал все возможные комбинации. В тот день, когда я застал себя за неожиданным занятием — я поворачивал ручку силой собственной мысли, — я понял, что с окном пора кончать. Я спал и видел, чтобы сдох архитектор, похороненный более двухсот лет назад. Десять лишних сантиметров в высоту, десять сантиметров, которые отделяют меня от моего освобождения. Я сотни раз укорачивал его самого на эти сантиметры, и от всего сердца укорачивал самые лучшие…
Каждый мстит за себя в меру своей испорченности. Кто-то дубасит разъяренного любовника, который не пришел и не высадил дверь. Кто-то расчленяет судебного исполнителя, который не явился наложить арест на движимое имущество. Кто-то рубит в капусту вора, который выбрал другую квартиру. Кто-то подвергает атомной бомбардировке весь род человеческий, который не заметил его исчезновения.
Ядерная бомба, подложенная в центр планеты, без сомнения, изменила бы мир к лучшему.
Интересно, сколько времени должно пройти, чтобы человек считался умершим? Чтобы его объявили мертвым? Интересно, по документам я уже труп? Подумать только, может быть, в мэрии уже валяется свидетельство о смерти на мое имя. Ну, погодите, дайте мне только выйти отсюда. Я выпишу столько копий, сколько окажется наивных простачков, которые поверили в мои разлагающиеся останки в пампасах. И я заставлю их жрать эти копии, пока они не подавятся. Пусть они до кишок почувствуют, какой я живой. Живее всех живых.
Я подам в суд на полицию этой страны, которой даже в голову нее пришло прийти взглянуть на адрес, по которому проживал без вести пропавший.
Я свалюсь как снег на голову ко всем благоверным всех без вести пропавших всего мира и потребую их показать мне рабочий кабинет мужа. Гардеробную. Чердак. И соглашусь уйти, только убедившись, что все шкафы и ящики в доме пусты. И никаких извинений, само собой разумеется, потому что скажите еще спасибо, что я не заглядывал под ковры в поисках потайного люка, который бы вел в сырой и зловонный подвал, и не простукивал стены костяшками пальцев, подстерегая каждый подозрительный резонанс. Покидая дом, я был бы уверен только в одном: моя жена — всего лишь жалкий любитель.
Я бы нежданно-негаданно свалился на крышу тех домов, откуда пропали дети, под предлогом технических неполадок:
— Это моя работа, видите ли. И как профессионал, могу вас заверить: если ваш ребенок залез на высоту, то рано или поздно он упадет оттуда.
— Но у нас больше нет детей.
— Это вы так считаете.
Я наотрез откажусь оставить их в покое, пока они при мне не заявят о пропаже в полицию. Потому что полицию обычно не предупреждают, когда своего отпрыска морят голодом в бытовке на заднем дворе посреди палисадника. Или в соседней прачечной. Или в старой печной трубе. Они будут ждать, когда этот сумасшедший на крыше замерзнет или проголодается настолько, что перестанет упорствовать в своей дурацкой затее. А если у них не хватит терпения, им придется достать дедушкин карабин.
Я поставлю на коммерческую ногу сигнализацию выживания для всех парней, к которым закрались серьезные сомнения по поводу искренности их жен. Туда войдет исчерпывающий список всех причин, по которым они просто обязаны не дать себя в обиду и отказаться от плена. На свете есть еще слабоумные, которые сомневаются в его возможности. И обижаются на подобные подозрения. Им надо будет только нажать в течение нескольких секунд на одну-единственную кнопочку карманной сигнализации с изображением женского личика, перекошенного от ненависти, как я тут же буду в готовности номер один.
Я напишу библию дурных знаков, предвестников обмана на стадии влюбленности, как практическое руководство для простодушных малых, которые до сих пор не понимают, с чего это их подружки вдруг стали ярыми болельщицами «Формулы-1» или фанатками передачи Public Enemy. Почему они вдруг так охотно разделяют с ними презрительное отношение к колготкам сеточкой, хотя комоды забиты ими. Почему устрицы, которые еще вчера были омерзительны, сегодня вдруг стали очень даже ничего, особенно после того, как парень их оценил. Мой учебник будет предназначен всем тем, кого загадка влюбленного взаимопроникновения до сих пор еще ставит в тупик.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии