Труп на балетной сцене - Эллен Полл Страница 9

Музыка стихла, танцовщики замерли. Все головы повернулись к Рут.

— Не так! — яростно пробормотала она, обошла Лили и обхватила за талию. Прижалась к ней, взяла ее руки в свои и принялась изображать настороженность: голова мисс Хэвишем склонилась набок, руки упали вдоль туловища. — Не забывай, ты женщина среднего возраста. — Рут заставила Лили согнуться. — Среднего возраста — помни! А ты танцуешь слишком свободно, — произнесла она с нажимом. — Прекрати быть балериной!

Как только Рут разжала объятия, Лили моментально разогнулась — от ее прямой, словно палка, спины исходил гнев.

— Мисс Ренсвик… — начала она.

— Лили! — Викторин Вэлланкур подалась на стуле вперед, ее голос предостерегающе дрогнул. Она встретилась со своей протеже глазами. Несколько секунд та еще бунтовала, затем привычно покорилась. Но Джульет не хотела бы находиться с ней рядом: напряженное тело балерины по-прежнему дышало злостью. А когда она вскинула голову и посмотрела на Рут, ее глаза горели. Викторин медленно поднялась, подошла к хореографу и что-то неслышно прошептала ей на ухо.

Рут повернулась к Лили:

— Я, конечно, имела в виду, что мисс Хэвишем — женщина среднего возраста. — Ее тон (увы!) был скорее раздраженным, чем извиняющимся.

Худые щеки Лили ввалились еще сильнее, и Джульет поняла, что она и это уточнение сочла оскорблением. Но все же холодно кивнула — очень высокомерно — и промолчала. Репетиция продолжалась — кордебалет снова принялся разучивать переходную сцену. В этот момент в зал опять проскользнул Грег Флитвуд, мило улыбнулся Джульет, что-то прошептал на ухо нескольким танцовщикам и холодно покосился на Рут. Напряжение продолжало расти. Ровно в три Рут коротко поблагодарила исполнителей и закончила репетицию.

Возникла минутная неразбериха — танцовщики ринулись кто куда: большинство — обедать (здесь полезную пищу вкушали в столовой на втором этаже), а некоторые солисты и звезды направились заниматься с Викторин Вэлланкур и другими хореографами. У многих были рюкзачки, в которых хранились балетные туфли, бутылки с водой, кусочки всякой питательной всячины, жевательная резинка и все такое прочее. Сумки стояли у стен, и теперь танцовщики поспешили к своему добру. Наклонялись, вытряхивали наружу скомканные тряпки и всякую чепуху. Некоторые из женщин, прежде чем выйти из парной-репетиционной в жалящие холодом коридоры, накинули на костлявые плечи и бедра платки и шали. Устроившаяся в конце репетиции рядом с Хартом Хейденом и ящиком с песком (или что там в нем было, если не песок) Электра Андреадес натянула на ноги теплые носки. Сам Хейден, порывшись в рюкзачке и обложившись вещами, кормил ее чем-то маленькими порциями (корнфлекс или семечки подсолнечника?). Затем осторожно поцеловал в щеку, поднялся и влился в поток выходящих из зала. Но, проходя мимо Джульет, на прощание улыбнулся.

В это же время Райдер Кенсингтон приблизился к своей жене, наклонился и принялся что-то нашептывать. А через тридцать секунд тоже направился к выходу, на этот раз покосившись на Джульет не так враждебно.

По другую сторону ящика с песком Лили Бедиант слушала, что ей негромко говорила мадемуазель Вэлланкур. Последние полчаса та стояла, и Джульет решила — бывшей балерине настолько трудно подниматься со стула, что она предпочла вовсе не садиться. Викторин обращалась с подопечной мягко, но серьезно, а та, хоть и держала спину очень прямо, вела себя спокойнее и иногда кивала. Лицо — застывшая бесстрастная маска. Когда к ним подошел Патрик Уэгвайзер, Джульет не сомневалась, что он собирается извиниться за свою патронессу.

Но если так оно и было, Лили извинения нисколько не тронули. Балерина отвернулась и, пока Патрик говорил, не смотрела ему в глаза. А вместо ответа лишь молча метнула взгляд. Мадемуазель, явно не одобрив ее невоспитанность, положила ладонь Патрику на руку и отвела в переднюю часть репетиционной. А Лили опустилась на колени у лежащего рядом с песочницей рюкзачка и с необыкновенным достоинством высморкала свой длинный нос, поочередно зажимая трепещущие ноздри.

Напротив песочницы нисколько не взволнованная разговором с мужем Электра Андреадес поправляла кудряшки Мери Кристи. Та повернулась и что-то сказала Электре, от чего Андреадес, продолжая собирать вещи, рассмеялась. Обе закинули рюкзачки за плечи, обняли друг друга за талии и, склонив друг к другу изящные темные головки, словно такова была режиссура самого Петипа, вместе удалились из репетиционной.

Постепенно просторный, гулкий зал опустел. Последней осталась круглолицая, розовощекая девчушка лет девятнадцати-двадцати. Джульет заметила, что она нерешительно мялась подле ее стула. Наконец та собралась с духом и шагнула вперед.

— Я правильно расслышала, что кто-то назвал вас Анжеликой Кестрел-Хейвен? — спросила девушка извиняющимся тоном. Ее голос оказался тоненьким, слабым. Карие глаза светились.

Джульет кивнула.

— О, мне так нравятся ваши книги! — Она растеряла последнюю стать балерины и продолжала с молодым задором: — Я Тери Малоун, из кордебалета. У вас не найдется как-нибудь времени поговорить со мной о творчестве? Я сама очень люблю писать!

— Разумеется, — обреченно ответила Джульет, хотя по опыту знала, что большинство из тех, кто заявляет, что любит писать, делать этого совершенно не умеют. — С превеликим удовольствием.

Балерина присела (Джульет, секунду поразмыслив, решила, что это реверанс), затем взглянула на часы, пискнула:

— О Боже! — и выскочила из репетиционной.

Глядя ей вслед, Джульет подумала, что мир балета и мир исторического романа кое в чем похожи.

Тут на Рут опять наскочила невообразимо холеная пресс-атташе (позднее Джульет узнала, что ее зовут Гретчен Мэннинг), прощелкала в репетиционную на своих высоких каблучищах и сунула под нос хореографу обновленную копию пресс-релиза. Рут беспомощно оглянулась, виновато покачала головой и сдалась на милость вошедшей.

— Разберусь с этим, приму душ, и пойдем пообедаем, — пообещала она, пока Гретчен нетерпеливо переминалась на пороге. — Я минут на десять. Посиди пока здесь, посмотри, как Антон отрабатывает соло. Не возражаешь? — обратилась она к блистательному юноше, скорее утверждая, чем спрашивая его согласия.

Джульет даже не заметила, что Мор остался в зале после того, как все остальные ушли. Солист стоял у станка и как бы подпрыгивал на месте. И теперь, соглашаясь с ее присутствием, удостоил ее томным взглядом, в котором Джульет различила целый мир познанной чувственности.

— Присмотри за Джульет, — попросила Рут Патрика и последовала за Гретчен.

Помощник Рут дисциплинированно кивнул, сделал приглашающий жест рукой и снова занялся с Антоном. Теперь они остались в репетиционной втроем. Пианист тоже ушел, но у Патрика на маленьком столе был магнитофон с дюжиной кассет с различными типами музыки. Он прищурился, читая названия, а Антон в это время сделал несколько пробных оборотов и замер.

— Надо протереть пол, — сказал он, и Джульет в первый раз услышала его голос — тягучий, пронзительный, с явным немецким акцентом. Он строго выговаривал Патрику.