Жена нелегала - Андрей Остальский Страница 9

Но в главной причине своего сегодняшнего стремления на прием Данилин не хотел сам себе признаваться. Домой-то не очень-то тянет, когда там непонятки. То есть по-хорошему надо бы их попытаться распутать, и поскорее, но после тяжелого дня вряд ли что-нибудь получится. Лучше уж на прием… Посол непременно затащит потом на приватное продолжение, домой попадешь ближе к полуночи, сразу под душ, зубы долго чистить и прочее, а потом нырк под одеяло — и провалиться до утра.

А с разборками лучше выходных дождаться, уговаривал себя Данилин, не так ли? Или я просто трус? Да нет, ну почему сразу так обзываться? Устал я, вот и все. Каждый имеет право устать.

Только Данилин отъехал от Пушкинской, как уже на бульваре вдруг сообразил проверить наличие приглашения в кармане пиджака. И вот незадача: оказалось, что он взял с собой голландское вместо кувейтского. Ну конечно, его пропустили бы на прием и без всякого клочка бумаги, но вполне вероятна неловкость; с безопасностью у кувейтцев после войны в Заливе стало очень строго, придется, пожалуй, вызывать старшего дипломата какого-нибудь, чтобы личность Данилина засвидетельствовать. Может выйти неловкость.

В общем, решил Данилин вернуться на работу, тем более что особой пробки на Тверском на этот раз не было. Раз-два, и обратно!

В редакции было темно и пустынно, все разбежались уже. Охранник внизу поглядел удивленно; Данилин что-то из вежливости пробормотал такое — типа «я на секунду». Хотя какая охраннику-то разница? Поднялся к себе на четвертый, поковырялся в замке, что-то он все никак не хотел открываться. Подумал: «Надо бы завхозу сказать, чтобы смазал», — но тут как раз замок поддался. Данилин зашел, зажег свет, подошел к столу, кувейтского приглашения нигде не было видно. «Может, я его выкинул по ошибке?» — пришло Данилину в голову. Он полез под стол, извлек корзинку для мусора. Да так и застыл с ней в руке.

Никакого приглашения там не было. Там вообще ничего не было. Корзинка была абсолютно, девственно пуста.

Данилин уселся в свое кресло, на всякий случай перевернул корзинку, потряс. Потряс еще сильнее. Из нее вывалился только обрывок какого-то старого чека. «Это что еще за чертовщина? — соображал он. — Как это может быть так?» Некоторое время Данилин сидел и тупо пялился на корзинку, потом швырнул ее с отвращением на пол, словно ядовитую змею.

Схватил трубку телефона, набрал номер секретарши. «Валя, извини, ради бога, что беспокою вечером, свинство с моей стороны… Скажи, у нас когда уборщицы появляются? В шесть тридцать утра? Это точно? А в моем кабинете когда они работают? Тоже рано утром, перед началом рабочего дня? А исключения бывают? Ну, не знаю, с какой стати, может быть, у них завтра день какой-нибудь особый, профессиональный праздник… и они накануне решили уборку произвести. Не слыхала о таком? Да нет, ничего особенного не случилось… Так, поспорил тут с одним… Ладно, извини еще раз, спокойной ночи».

Данилин вышел в предбанник, разыскал Валино ведро для мусора. Оно было полно до краев. Данилин вывалил все его содержимое на ковер и принялся внимательно изучать. Но ничего там интересного не обнаружил — только газеты, конверты, бланки какие-то испорченные да рваную оберточную бумагу.

Сказал громко вслух, с предположительно эстонским акцентом:

— Эк-кая фигня!

Сложил Валин мусор назад в ведро. Захлопнул дверь своего кабинета торопливо, словно там водились опасные существа, на оба оборота запер замок — чего не делал обычно никогда. И побежал к лифту. Скорее к единственному человеку, которому можно полностью доверять.

Кувейтского посла пришлось обидеть в очередной раз.