Крестовый отец - Александр Логачев Страница 9

Гражданин начальник сделал паузу, видимо, давая заключенному последнюю возможность осознать, пропитаться важностью разговора, раздумать валять дурака. А пялился — дырки в переносице жег.

Что-то в гляделах полковника насторожило Сергея. Встречал Шрам такие звериные зрачки, доводилось не единожды. Их можно назвать — глаза обманчивой колодезой глубины. Муть на их дне колобродит, которая образуется от трения полушарий мозга друг от друга. Короче, какой-то бзик сидит в полковнике, как холерный суслик в норе, а значит, может выскочить и тяпнуть за руку. «Эти глаза напротив, тра-ля-ля» — завертелась в башке пластинка сиропным киркоровским голосом.

Зря полковник замолчал. Пауза стала усыплять Сергея. А ведь, если и отсыпаться, то здесь безопаснее всего. Не полковник же будет его устранять! А если полковник и в курсе заказа, то не допустит в своем кабинете…

В каком-таком кабинете? В кабинете директора Виршевского нефтекомбината. И вот маячит перед Шрамом подкаблучный директор комбината Андрей Юрьевич и докладывает: «Мы тут посовещались и решили больше с черным налом дел не иметь. Честно максать все налоги. А на комбинате отныне перестанем нефть кипятить, а начнем паленый апельсиновый сок варганить». «Ага, это только сон приморочился,» — вздохнул облегченно Шрам.

— Значит, Шрамов, насаждаем уголовные порядки? Избиваем тех, кто против? Гляжу я на тебя… на вас. Молодой кабан…

«Сейчас вякнет, на тебе пахать надо». Но не угадал Сергей.

— …И уже не видишь жизнь без уголовощины. Острых впечатлений не хватает? Так вербуйся в Чечню, — полковник передвинул с края стола на другой край стаканчик с карандашами. — Там похлебаешь их сполна. Хоть поймешь там, почем стоит твоя собственная жизнь. Это полезно, знаешь. На чужую жизнь уже тоже по другому смотришь.

Как-то не так гонит полковник. Ботву полную несет гражданин начальник.

А в башке недосыпный туман. И жрать охота в натуре, а не с начальником за идейную жизнь трендеть. Эх, щас бы шаверму с кока-колой. Но в казематную пайку шаверма, такая беда, не вписывается. Что входит в здешнее меню, Сергей вчера днем полюбовался, заглянув в тарелку Панаса. Знаменитый каждодневный рыбный суп. Теплая вода с картофелиной и морковной точкой, тухлый рыбий глаз на дне, поверху красный плавничок укачивается. Полюбовался, но кишки поганить не стал.

Сегодня же с утра никто не заморачивался с кормежкой. Просто вывели из карцера и привели к политруку. Но даже если б и предложили и поднесли б на блюде… пусть и шаверму с колой… Самое милое дело, если хочешь избавиться от кого-то в тюряге, травануть его. Вот уж где все концы махом рубятся: кто из сокамерников угостил, чем угостил, зачем покойник хавал всякую дрянь?

— Нет, я понимаю, сладко жрать и красивых девок тискать всем охота, — гнал свое гражданин начальник. — Но за дни кутежа платишь годами за решеткой. Или всегда веришь, что не попадешься?

Стаканчик с карандашами опять, будто трамвай не меняя маршрута, переехал с краю на край.

Сергей уже не фиксировал зама. Перед Серегой глючился за подставы год назад ответивший ныне покойный его прежний папик Михаил Хазаров: «Ты, Шрам, на этот раз в Петропавловскую крепость двинешь, — привычно заряжал на нереальные подвиги покойник, — Пора нам с музейных экскурсий процент в общак стричь».

— Без базара! — кажется, уже наяву ответил Шрам.

Жмурик вместе с дремными спазмами развеялся, опять перед Шрамом выдрючивался зам.

— Вот скажи ты мне, — полковнику понравилось, что Шрам стал с ним соглашаться, и, развивая тактический успех, зам навалился грудью на стол, — Хотел бы ты, чтобы твой сын стал вором?

Он так и будет доставать идиотскими вопросами? И вдруг у Сергея склеилось. Ну как же он сразу не допер? Ведь с порога впиталось в глаза, что какой-то занехаянностью отсвечивал кабинет. Не канает вроде бы человечку с замашками оголтелого политрука. И эти вопросы пионерлагерные! Вдобавок Сергей вспомнил отсутствующую на двери табличку. Совсем вчера тебя, полковник, выходит, назначили замом по воспитательной. С контингентом, значит, поближе решил познакомиться! С типичными представителями и так далее. А сам ты, век воли не видать, из военных, с крытками и зонами не знался!

И Сергей невольно хмыкнул собственной догадке.

— Чему смеешься? — прошипел начальник. Забились карандаши-пассажиры в стаканчике, не донесенным на этот раз с края на край. Типа, забастовка общественного транспорта началась. Губы полковника побелели, муть в глазах поднялась со дна и прилила к иллюминаторам.

Ая-яй-ай. Сергей понял, что зря позволил губам разъехаться в стороны. Но уж поздно. Раз не удержал улыбку, значит, не удержал. Теперь хлебай полной ложкой полковничьи задвиги.

— Думаешь, вы — хозяева жизни, ты — хозяин? — прохрипел начальник. — Хер тебе! Хозяева — мы! А здесь я — хозяин! Вы у меня задохнетесь своим дерьмом! — изо рта полетели брызги слюны. — Задохнетесь. Хватит. Ни водки, ни отдельных камер, ни телефонов, ни жратвы из ресторанов, ни прогулок от рассвета до заката, ни свиданий, ничего! По общим мыкаться, баланду хлебать и спать в очередь, спать на тех местах, где укажут. Кто рыпнется — в карцер, где ты был. Понравилось? Ты, — полковник вытянул к Сергею палец, — ты лично у меня парашу выносить будешь. Руки скручу, бачок сам тебе на голову поставлю!

«Какой бачок!? Что за пургу ты гонишь? Алло, военный, ты хоть в камеры-то заходил, проповедник? Где ты бачки видел, везде параша в виде унитазов!», — так подумал, но удержал в себе Шрам. И опять на волнах сна уплыло мировоззрение Шрама в страну-кумарию.

Теперь он присутствовал в заповеднике гоблинов — доставшемся в наследство от Михаила Хазарова инвестиционном фонде «Венком-капитал». И вот ставит Серега перед своим пацаном Шатлом задачу. Надо, мол, бизнес по торговле новогодними елками под себя подминать. А Шатл кувалдометром в грудь стучит: «Я тебе обещаю. Слово офицера даю. Согну.»

— Я тебе обещаю. Слово офицера даю. Согну. — исходил на карболку зам.

Пелена недосыпа стаяла, как майский снег. От последних телег начальника Сергей тоже завелся, будто джиповский движок.

— Хочешь попробовать, начальник, ну пробуй. Но неужели конкретно думаешь, что ты первый, начальник? Что до тебя никто не рыпался поломать порядки? Истреблять воров не пробовали? Было. Ломать их не пытались? Да сколько хочешь! И все в натуре опять верталось на круг. Канат тянут давно с обеих сторон, а перетянуть не могут. Потому что правда всегда посередке, гражданин начальник. Правда, она сама себя устанавливает. Чтоб всем удобно, все же люди. И эти люди запросто местами поменяться могут…

Полковник оттолкнулся кулаками от столешницы, стаканчик упал на бок и, проскользив по карандашным граням, на стол высыпались кнопки. Начальник начал обходить стол. Среднего роста, жилистый, сильный, никаких жировых отложений не скопил в сорок с чем-то лет. Шаг у него удавался прочный, по-настоящему полковничий. А лицо сделалось багровым, глаза сузились, выпуская наружу одно только волкодавье бешенство.