Убийство в доме викария - Агата Кристи Страница 9

– Черт бы побрал эти подлые, гнусные сплетни!

Я был слегка удивлен.

– В чем дело? – спросил я его.

– Не знаю, стоит ли тебе говорить.

Я удивился еще больше.

– Такая жуткая низость, – заговорил Деннис. –Ходят тут и болтают всякие гадости. Вернее, даже не болтают. Намекают. Нет,будь я проклят – извини, пожалуйста, – если я смогу тебе сказать! Слишкомгнусная гадость, честное слово.

Я смотрел на него с интересом, но ни о чем не расспрашивал.Стоило, однако, над этим призадуматься – Деннису вообще-то не свойственнопринимать что-либо близко к сердцу.

В эту минуту вошла Гризельда.

– Только что звонила мисс Уэзерби, – сказалаона. – Миссис Лестрэндж ушла из дому в четверть девятого и до сих пор невернулась. И никто не знает, куда она пошла.

– А почему они должны это знать?

– У доктора Хэйдока ее нет. Мисс Уэзерби знает точно – онасозвонилась с мисс Хартнелл, которая живет в соседнем доме и непременно увиделабы ее.

– Для меня остается тайной, – сказал я, – как унас тут люди успевают поесть. Должно быть, едят стоя, только бы не пропуститьчто-нибудь.

– Это еще не все, – доложила Гризельда, сияя отрадости. – Они уже произвели разведку в «Голубом Кабане». Доктор Стоун имисс Крэм занимают смежные спальни, но, – она подняла указательный палец ипомахала им, – двери между ними нет!

– Представляю себе всеобщее разочарование, – заметил я.

Гризельда расхохоталась.

* * *

Четверг начался с неприятностей. Две почтенные пожилые дамыиз моего прихода решили обсудить убранство храма и поссорились. Мне пришлосьвыступить арбитром в их споре. Они буквально тряслись от ярости. Не будь всеэто столь тягостно, я не без интереса наблюдал бы это явление природы.

Затем пришлось сделать выговор двум мальчуганам из хора зато, что они непрерывно сосали леденцы во время богослужения, но я поймал себяна том, что делаю это без должной убедительности, и мне стало как-то неловко.

Потом пришлось уговаривать нашего органиста, который начто-то разобиделся – он у нас обидчив до крайности.

К тому же беднейшие из прихожан подняли форменный бунтпротив мисс Хартнелл, которая прибежала ко мне, задыхаясь от возмущения.

Я как раз шел домой, когда мне повстречался полковникПротеро. Он был в отменном настроении – как мировой судья [16],он только что осудил троих браконьеров.

– В наше время нужно только одно – твердость! Для острастки!Этот негодяй, Арчер, вчера вышел из тюрьмы и обещает свести со мной счеты, мнеуже доложили. Наглый бандит. Есть такое присловье: кому грозят смертью, тотпроживет долго. Я ему покажу счеты – пусть только тронет моих фазанов!Распустились! Мы стали чересчур мягкотелы, вот что! По мне, так надо каждому показать,чего он стоит. И вечно они просят пожалеть жену и малых ребятишек, эти бандиты.Чушь собачья! Чепуха! Каждый должен отвечать за свои делишки, и нечего хныкатьпро жену и детишек! Для меня все равны! Кто бы ты ни был: доктор, законник,священник, браконьер, пьяный бродяга, – попался на темном деле – отвечайпо закону! Уверен, что тут вы со мной согласны.

– Вы забываете, – сказал я, – что мое призваниеобязывает меня ставить превыше всех одну добродетель – милосердие.

– Я человек справедливый. Это все знают.

Я не отвечал, и он сердито спросил:

– Почему вы молчите? Выкладывайте, что у вас на уме!

Я немного помедлил, потом решил высказаться.

– Я подумал о том, – сказал я, – что, когданастанет мой час, мне будет очень грустно, если единственным доводом в моеоправдание будет то, что я был справедлив. Ведь тогда и ко мне отнесутся толькосправедливо...

– Ба! Чего нам не хватает – это боевого духа в христианстве.Я свой долг всегда выполнял неукоснительно. Ладно, хватит об этом. Я зайдусегодня вечером, как договорено. Давайте отложим с шести на четверть седьмого,если не возражаете. Мне надо повидать кое-кого тут, в деревне.

– Мне вполне удобно и в четверть седьмого.

Полковник зашагал прочь, размахивая палкой. Я обернулся истолкнулся нос к носу с Хоузом. Я собирался как можно мягче указать ему нанекоторые упущения в порученных делах, но, увидев его бледное напряженное лицо,решил, что он заболел.

Я так ему и сказал, но он стал уверять меня, хотя и безособой горячности, что совершенно здоров. Потом все же признался, что чувствуетсебя неважно, и с готовностью последовал моему совету пойти домой и лечь впостель.

Я наспех проглотил ленч и пошел навестить некоторыхприхожан. Гризельда уехала в Лондон – по четвергам билет на поезд стоитдешевле.

Вернулся я примерно без четверти четыре, собираясь набросатьплан воскресной проповеди, но Мэри сказала, что мистер Реддинг ожидает меня вкабинете.

Когда я вошел, он расхаживал взад-вперед, лицо у него былоозабоченное. Он был бледен и как-то осунулся.

Услышав мои шаги, он резко обернулся.

– Послушайте, сэр. Я думал о том, что вы мне сказали вчера.Всю ночь не спал. Вы правы. Я должен бежать отсюда.

– Дорогой мой мальчик! – сказал я.

– И то, что вы про Анну сказали, – чистая правда. Еслия здесь останусь, ей несдобровать. Она – она слишком хорошая, ей это неподходит. Я вижу, что должен уйти. Я и так уже причинил ей много зла, дапростит меня Бог.

– По-моему, вы приняли единственно возможное решение, –сказал я. – Понимаю, как вам было тяжело, но, в конце концов, все клучшему.

Такие слова легко говорить только тому, кто понятия неимеет, о чем идет речь, – вот что было написано у него на лице.

– Вы позаботитесь об Анне? Ей необходим друг.

– Можете быть спокойны – сделаю все, что в моих силах.

– Благодарю вас, сэр! – Лоуренс крепко пожал мнеруку. – Вы славный, падре. Сегодня вечером я в последний раз с нейповидаюсь, чтобы попрощаться, а завтра, может, соберусь и исчезну. Не стоитпродлевать агонию. Спасибо, что позволили мне работать в вашем сарайчике. Жаль,что я не успел закончить портрет миссис Клемент.

– Об этом можете не беспокоиться, мой дорогой мальчик.Прощайте, и да благословит вас Бог!

Когда он ушел, я попытался сосредоточиться на проповеди, ноу меня ничего не получалось. Мои мысли все время возвращались к Лоуренсу и АннеПротеро.