Обет молчания - Андрей Ильин Страница 9

Пацан запрыгнул на нары, прикрыв меня и Шрама.

Милиционер, кося глазом на нары, потянулся к веревке и тут Бугай ожил. Сильнейшим ударом в пах и, мгновением позже, в лицо он свалил милиционера, быстро освободил узел веревки, пропущенной под мышки, прыгнул к двери. Пацан соскочил с нар и, на всякий случай, зажал рот милиционеру.

Расчет преступников был верен. Наверное ни в каком другом случае милиционер не открыл бы камеру и не вошел бы туда ночью в одиночку. Его подвела человечность.

Сержант стал приходить в себя, замычал, задвигался на полу. Дед приблизился к нему и, убедившись, что его слышат, сказал:

— Мы взяли заложника. Понял? Ты понял?! Ты будешь молчать полчаса! Если мы заметим погоню, мы убьем его, — и Дед отодвинулся, чтобы милиционер увидел меня с приставленной к горлу заточкой. — Ты понял?!

Милиционер кивнул.

— Мы убьем его. Убьем! — повторил Дед и сильным ударом в висок снова отключил милиционера.

Вот в чем дело! Теперь я буду служить буфером между заговорщиками и погоней. Мной, как мешком с песком они будут защищаться от милицейских пуль. Но почему они не взяли в заложники сержанта? Да потому, что за милицейскую жизнь дают вышку, а за гражданскую — срок, — сам себе ответил я. И еще это значит, что убивать они будут всерьез, для шантажа они предпочли бы сержанта.

— Пошли, — скомандовал Дед.

— Ты все понял? — угрожающе спросил Шрам.

Я моргнул глазами.

— Попробуешь вырваться или крикнуть — считай себя мертвяком, — предупредил Шрам и подтвердил серьезность своих намерений, чиркнув по моему горлу заточкой. Я дернулся от резкой боли.

По одному выскочив за дверь мы дошли до окна в конце коридора. Бугай навалился на решетку и, тихо раскачав ее, вытянул из стены крепежные крючья. Окно было открыто. Протиснувшись в образовавшуюся щель мы попрыгали вниз.

— Ходу! — скомандовал Дед.

Из-за ближайшего угла просигналила фарами машина. Значит, их ждали. И, значит, этот побег, исключая мое присутствие, не был импровизацией. Преступники ввалились в машину.

— А это кто? — спросил водитель.

— Страховой полис, — ответил Дед. — Поехали!

Сзади, со стороны отделения милиции послышался шум, свистки.

— Поздно, — подумал я.

— Поздно! — хихикнул Шрам и только теперь отнял от моей шеи заточку, — поздно проснулись мусорки!

Машина рванулась с места.

— Медленней! — распорядился Дед, — не хватало еще за превышение скорости нарваться на ГАИ. Хватит нам проколов.

Значит это и будет их схрон, — понял я, оглядывая двухкомнатную квартиру планировки пятидесятых годов. Не так уж плохо: отопление, вода, свет, коммунальные услуги. Мое, месячной давности логово было куда проще — земля, ветки со всех сторон, да подушка елового лапника под животом. И все же чувствовал я себя там, в земляной берлоге, гораздо комфортней.

— Шагай! — толкнул меня в спину Бугай.

— Ох! Хорошо! — пропел Шрам, упав в кресло и блаженно раскидав в стороны руки и ноги. — После казенных-то нар!

Дед проверил запоры на двери, сбоку отодвинул штору, оглядел улицу, потом комнаты, мазнул глазами по мне.

— Значит так, — сказал он. — Касается всех! Отсюда ни шагу. На балкон не выходить, в окна не выглядывать, двери не открывать, гвалт не поднимать, про пьянки-гулянки забыть! Ясно?

— У тебя режим, как в СИЗО, — недовольно пробурчал Шрам.

— С этого, — кивнул Дед, игнорируя недовольство Шрама, — глаз не спускать. Возьми-ка, — бросил Пацану веревку.

Молодой завернул мне руки за спину и то ли от неумения, то ли от излишнего усердия так стянул кисти, что они мгновенно затекли.

— Потише бы! — попытался возразить я, и тут же получил не очень профессиональный, но достаточно болезненный удар по почкам.

— Потерпишь.

— Я-то потерплю, но что вы будете делать, когда у меня руки отпадут?

Дед пододвинулся ближе, глянул на мои кисти.

— Запомни, у тебя здесь голоса нет! Ты здесь немой! Понял? Если замечу, что ты с кем-то разговариваешь — вырежу язык, — и, отворачиваясь, неожиданно и сильно шлепнул меня по лицу тыльной стороной ладони. Из разбитой губы брызнула кровь.

— Ослабь узел. Нам нужен не труп, а заложник, — приказал он Пацану. — Всем отдыхать. Большой на стреме.

С первой минуты нового заточения моя голова стала работать на побег. В этой схватке я проигрывал уже не зачет, не месяцы дополнительной службы, я проигрывал жизнь. Но и выигрыш был соответствующий! Тут хочешь не хочешь — заработаешь головой.

В принципе путей спасения было четыре: окна в комнатах и на кухне и входная дверь. К двери мне, конечно, приблизиться не дадут. Можно попытаться вывалиться в окно — разбежаться, прыгнуть, выбить корпусом стекло. Но что останется от меня после слепого падения с четвертого этажа? И что ждет меня внизу: бетонный козырек, броня асфальта, острый как штыки частокол ограды палисадника? Знать бы. Нет, такой путь оставим на самый крайний случай. Спастись для того, чтобы всю оставшуюся жизнь пролежать в гипсе — сомнительное счастье.

Вернемся к двери. Открывается она внутрь, значит одним ударом ее не выбить. Замок запирается ключом, быстродействующей защелки нет. Нейтрализовать четырех здоровых мужиков, чтобы иметь время провозиться с запорами, вряд ли удастся. Это не гангстерский боевик. Пока занимаешься с двумя, третий всадит меж лопаток нож. А есть еще и четвертый и пятый — хозяин квартиры. Голыми руками здесь не обойтись.

Ладно, проехали. Что толку про себя размахивать кулаками, когда они за спиной перекручены веревкой. Разделим проблему на составляющие. Вначале руки, потом двери, окна и все прочее. Освободить руки — вот первоочередная задача, за нее и будем воевать.

— Эй, на вышке! Мне до ветру надо, — окликнул я своего круглосуточного охранника.

— Чево тебе? — повернул голову в мою сторону Пацан.

— На парашу веди, говорю. Терпежу нет.

— Ничего, перетопчешься. Нанялся я с тобой в сортир бегать!

— Я терпеть не буду! Мне в этой компании стесняться не перед кем, — предупредил я, — а понравиться ли твоим дружкам жить в одном помещении с моими обгаженными штанами, я не знаю.

Я специально злил Пацана, заставляя его делать то, что он делать не желал, унижая его самолюбие, указывая на отведенное ему в иерархии банды сомнительное место то ли надзирателя, то ли мальчика-служки.

— Ты давай шустрей думай, а то как бы мои кишки не обогнали твои извилины!

— Ладно, вставай.

В коридоре я продолжал давать наставления.

— Ты, парень, не злись. Твое дело маленькое… если у меня маленькое. Мне в сортир ходить, тебе — меня водить. Ты моя сортирная приставка. А вот это ты зря, — охнул я, получив удар под ребра, — я вот обижусь и никуда не пойду. Что тогда? Я белье стирать не стану, у меня руки связаны. Твои начальники тоже. Заставят тебя дерьмо отскребать. А это дело для будущего воровского авторитета несмываемое, — опять удар. — Что же ты так неловко руками размахиваешь? Опять меня задел.