Кот госпожи Брюховец - Елена Басманова Страница 9

– Прошу вас, господин Родосский, незамедлительно нас оповестить о местонахождении мадемуазель Прынниковой, если таковое вам станет известно.

Вирхов поднялся и протянул руку неприятно пораженному велосипедисту: Петя так старался быть откровенным, так хотел помочь следствию – и получил в благодарность чопорное, ледяное прощание.

Карл Иванович, глядя ему в спину, думал, что родители этого молокососа давно не брали в руки розги, а напрасно! Способный парнишка, не вполне испорченный, еще может стать полезным членом общества. А вон до чего дошел без родительских строгости и надзора –путается с шансонетками, гоняется по велодрому как белка в колесе. И что? Так и будет гонять до седых волос?

Карл Иванович вышел из-за стола, несколько раз присел, наклонил туловище в стороны, помахал руками, согнутыми в локтях, сделал глубокий вдох. Да кончится ли когда-нибудь сегодняшний день?

Письмоводитель напомнил, что в приемной томятся еще два свидетеля, и получил указание – впустить обоих.

Господин Фрахтенберг и господин Оттон вошли в кабинет следователя притомленные, с виноватым видом. Первый был чрезмерно бледен, лицо второго покрывали красные нервические пятна.

– Прошу садиться.

Вирхов указал жестом на стулья, дождался, пока новые свидетели пообвыкнутся.

– Начнем с вас, господин Фрахтенберг. Что вам известно о сегодняшнем происшествии?

– Ничего, – отчетливо выговорил блондин в форменном мундире Министерства путей сообщения. – Прибыл на праздник с опозданием, вся компания была уже в парке.

– Почему вы опоздали?

– Служебные обязанности. – Фрахтенберг с трудом сдерживал икоту. Светлые, бесцветные глаза оставались спокойными, ни тени сомнения не появилось на худощавом лице. – Меня редко приглашают развлечься, знают, что я не располагаю временем.

– Мы и не ждали господина Фрахтенберга, – вступил банковский служащий, привлекательный шатен с настороженными темными глазами. – Он человек занятой.

– А кто предложил ехать в Воздухоплавательный парк?

Оттон, покосившись на Фрахтенберга, выдавил:

– Дарья просила.

– Какие отношения связывали вас с покойным Степаном Студенцовым? – Вирхов смотрел на Густава Оттона.

– Встречались в «Аквариуме», – с готовностью ответил тот. – Предполагал в нем будущего клиента банка Вавельберга.

– А вы?

Вирхов перевел взгляд на инженера, изо всех сил старавшегося сохранить прямую осанку.

– Меня этот пустой мальчишка не интересовал. Сами понимаете, мы из разных сфер.

Вирхов согласно кивнул.

– Что за футляр был у него в руках?

– Ума не приложу. С ним и явился, когда мы собрались ехать, – пожал плечами банковский служащий.

– Но откуда он взял этот футляр? – прервал свидетеля Вирхов. – Он говорил, зачем он ему, что там?

– Ни слова, – покачал головой господин Оттон. – Только за минуту перед трагедией и узнали, что собирается его в дар батюшке преподнести.

– А вы не интересовались? Вопросов не задавали? И если в футляре была бомба?

– Он всегда с собой дрянь какую-нибудь таскал, – с досадой ответствовал Густав Оттон, – мы привыкли. Футляр ничего особенного из себя не представлял. Деревянный ящик размером с портсигар. На крышке резной дурновкусный крест, облепленный золотом, – у меня мысль мелькнула, не кусочек ли святых мощей с собой таскает? С него станет.

– Зачем же вы о покойнике дурно говорите? – осадил Оттона Вирхов.

– Господин Оттон хотел сказать, что покойный готов был пойти на все, чтобы вернуть расположение своего отца. Степан хотел даже в Святую землю ехать паломником. – Бледные губы блондинистого инженера дрогнули.

–Нет, Степан не террорист, – задумчиво произнес Оттон. – Почему вы говорите о бомбе?

– Я думаю вслух, – посуровел Вирхов. – Вы правы, не мог ваш дружок отправить на тот свет себя и отца Онуфрия... – И так как свидетели подавленно молчали, Вирхов спросил: – Когда вы видели Степана Студенцова последний раз, если не считать сегодняшнего дня?

– Вчера, в «Аквариуме», – с готовностью ответил повеселевший Фрахтенберг.

– И я вчера, и тоже в «Аквариуме».

– Известно ли вам, где он провел ночь? – Мужчины переглянулись. – У Дашки?

– Видите ли, господин следователь, – красные пятна на лице смущенного банковского служащего стали ярче, – мадемуазель минувшей ночью, ну, в общем... Она пожелала остаться у меня.

– Вот как? – Вирхов с любопытством взглянул на лощеного собеседника, на красную гвоздичку в петлице пиджака. – А Степан?

– Может, в гостинице ночевал, – помог следствию трезвеющий инженер, – он бродил, как цыган, по друзьям и меблирашкам...

– Высказывал ли когда-нибудь Степан недозволенные взгляды?

– Что вы, господин следователь, – всплеснул руками Густав Отгон, – он был благонадежнейшим подданным.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Вирхов. – Были ли у него враги? Мог ли кто-то желать его смерти?

– Сомневаюсь, – отверг эту мысль Оттон. – Скорее уж надо искать врагов отца Онуфрия. А что, если бомба была у самого попа?

– Думаете, священник покушался на воздухоплавателя? Это форменный бред, – замахал руками Вирхов.

– И тем не менее есть еще один вариант, если у Степана была бомба. Степан мог быть орудием в чьих-то руках, – предположил господин Фрахтенберг. – Впрочем, в купеческой психологии я не особенно разбираюсь. Допускаю, что он свихнулся на почве религиозного фанатизма.

Уставший от бессмысленного разговора Вирхов поблагодарил свидетелей, попросил подписать протоколы и отпустил их.

Карл Иванович взглянул на часы – время позднее, пора было дать отдых ногам и голове. Судя по всему, его помощнику Тернову не удалось разыскать господина Глинского, ибо в противном случае курьер уже давно бы сообщил о прибытии свидетеля.

Вирхов смотрел на светлое окно – конец июня, белые ночи в самом разгаре, самая благодатная, самая теплая пора. Хотя воздух и прогревается до удушливой жары, но запахи молодой листвы и цветущих деревьев еще не перебиваются невыносимым чадом раскаленного асфальта и камня.

Карл Иванович собрал бумаги, положил их в ящик письменного стола и запер на ключ. Он собирался покинуть свой кабинет, но дверь открылась, и на пороге появился Павел Миронович Тернов. Воротник его крахмальной сорочки был расстегнут, галстук сбился набок, обнажив тоненькую шею, растянутые в бессмысленной улыбке губы и мутные глаза без сомнения говорили, что юный юрист пьян в стельку. Пьяна до безобразия была и черноволосая девица в красном платье со шлейфом. Близко поставленные черные глазки, остренький носик, мелкие зубки в обрамлении накрашенного вызывающей помадой рта не оставляли сомнений – в кабинет пожаловала Дашка-Зверек. Она нагло обвивала худенькими ручонками талию начинающего юриста. Оба едва стояли на ногах, поддерживая друг друга и покачиваясь.