Гений пустого места - Татьяна Устинова Страница 9

– Иди ты на фиг.

Хохлов захлопнул дверцу и потихонечку тронул машину.

В заледеневшем зеркале заднего вида маячил силуэтЛавровского с трубкой, прижатой к уху. Уж дозвонился, наверно. Щебечет.

Хохлов вырулил на пустынную улицу, под тот же самый школьныйфонарь, и некоторое время постоял в раздумье, куда повернуть. Направо поедешь –к дому и Галчонку приедешь; налево поедешь – к Родионовне попадешь.

Что лучше? Галчонок в страданиях или Родионовна с Кузей влюбви?

А-а, наплевать на все!.. И он решительно повернул налево, всторону центральной площади их крохотного городишки, который долго боролся започетное звание «Наукоград», получил его, и по этому поводу на площадипоставили несколько круглых фонарей, долженствующих придать новоиспеченному«наукограду» весьма европейский и даже щегольской вид.

Некоторое время местные подростки сидели под фонарями накорточках, курили и шикарно матерились, девчонки сладко и обморочноповизгивали, а потом фонари им надоели, и они их побили. Остался единственный,рядом с памятником.

В советские времена «наукоград» отличался известнымфрондерством, как все такого рода городишки, где были собраны научные институтыи высокотехнологичные предприятия. В Дом культуры наезжали опальный музыкантРостропович, опальный художник Глазунов и опальный певец Высоцкий. Позднее былизамечены Макаревич и Гребенщиков и еще группа «Крематорий» на заднем плане.Из-за фрондерства ученых памятника Ленину на центральной площади не было, авозвышался памятник Циолковскому. Калужский мыслитель на постаменте былпредставлен исполином в сюртуке и каменных ботинках не по росту. К ботинкамскульптор приделал миниатюрную космическую ракету, какими их рисуют в детскомсаду ко Дню космонавтики, и казалось, что исполин собирается раздавить ракету,как мелкую букашку. Студенты Института общей и прикладной физики, где училисьХохлов и его компания, соблюдая традиции, в день выпускных экзаменов лезли напостамент и водружали на голову исполинского Константина Эдуардовича бумажныйцилиндр. Милиция, тоже соблюдая традиции, делала вид, что пытается всеххулиганов переловить и посадить в «обезьянник», и хулиганы натурально боялись ипрятались в ближайших подворотнях.

Целая жизнь прошла с тех пор, как Димон Пилюгин, стоя наплечах у Хохлова, пытался дотянуться до головы Циолковского, и Кузя снизутревожно гудел, что их сейчас всех заметут и нервически оглядывался посторонам, а Лавровский стоял на атасе на повороте с улицы Маяковского, потомучто всем доподлинно было известно, что менты приедут именно с той стороны.Наверное, лет через пять Хохлов, проезжая по площади Циолковского, вдругсообразил, что на улице Маяковского одностороннее движение, и менты должны былинагрянуть ровно с противоположной стороны, как тогда и нагрянули!..

Арина жила в старом сталинском доме, выходящем окнами ваккурат на макушку памятника, и Хохлов, когда помогал ей зубрить билеты похимии, видел в окошке, как голуби удобно устраиваются на голове Циолковского ипроизводят на ней всякие непотребства.

«Плохо быть памятником, – рассеянно думал он тогда, толкуяАрине про валентности и моли, – каждый голубь может на тебя…»

Тут Хохлов засмеялся, въехал в арку, задрал голову ипосмотрел на окна. Свет горел, значит, она еще не спит. Ну и отлично, а на Кузюплевать.

Хохлов сильно замерз, и есть ему хотелось, и он дажепританцовывал от нетерпения, когда женский голос, показавшийся очень далеким,тревожно спросил за дверью:

– Кто?

– Ариш, это я, Хохлов. Открывай давай!

Загремели замки, лязгнули засовы, зазвенели ключи – а что выдумаете?! Приходится запираться, мало ли случаев известно, когда…

Дверь приоткрылась на цепочку, и в проеме показалсяблестящий глаз.

– Ты чего? – спросил Хохлов грубо. – Открывай! Своих неузнаешь?!

Не иначе у нее Кузя. У нее Кузя, и они оба голые!..

Дверь закрылась и через секунду распахнулась вновь.

– Митя?!

– Вася, – вновь отрекомендовался Хохлов и протиснулся мимонее в квартиру. – Слушай, Родионовна, у тебя есть еда? И питье? А лучше и то идругое вместе? – Он снял ботинки и во второй раз за вечер стал шарить в чужойприхожей в поисках тапочек. – Ну хоть что-нибудь у тебя есть?

– Котлеты есть, – призналась Родионовна. – Картошка жареная.Будешь?

– Все буду, только быстро и очень много.

Она вдруг повеселела, как будто он сказал ей комплимент.

– На ночь есть вредно. – Она подсунула ему тапки иподтолкнула в спину в сторону ванной. – Руки мой и приходи.

– Что я, маленький, что ли, – для порядка возмутился Хохлов,– зачем я руки должен мыть?!

В крохотной ванной было тепло и пахло то ли шампунем, то лиеще чем-то, очень женским и всегда немного волнующим. Глядя на себя в зеркало,Хохлов вымыл красные от мороза руки крохотным кусочком прозрачного глицериновогомыла с какими-то цветами внутри, понюхал мокрую ладонь – пахло тоже цветами, –старательно вытер, потом пригладил сбоку волосы, которые странно торчали, и ещепосмотрел на себя в профиль, сильно втянув живот.

Вот так, со втянутым животом, он себе, пожалуй, даженравится. Пожалуй, так он вполне может произвести впечатление. И очень дажеположительное впечатление он может произвести на кого-нибудь. Только вот накого? Никого, кроме Арины Родионовны, поблизости не наблюдалось.

Он вышел из ванной и некоторое время еще помнил о том, чтодолжен втягивать живот, чтобы произвести это самое впечатление, но увиделкартошку с мясом – и позабыл.

Картошка была горячая и дымилась, котлеты шкварчали насковородке, дух шел упоительный. Хохлов сел за стол, взял кусок хлеба, посолилего и затолкал в рот.

– Я же тебе кладу уже!

– Не могу, – сказал Хохлов с набитым ртом. – Сейчас умру отголода.

Она поставила перед ним громадную тарелку, полную еды, исбоку еще примостила два огурчика, крепеньких, солененьких, и еще посыпала горукакой-то травкой, от чего запах стал совсем уж невозможный, и Хохлов схватилвилку и стал есть, и глаза у него сделались бессмысленные.

– Где это ты так оголодал?

– Целый день не ел.

– Что так? Поел бы.

– Некогда было. Слушай, Ариш, а выпить есть?

Она удивилась. Хохлов никогда не ездил за рулем, подвыпив.Такое у него было железное правило.

– А как ты поедешь?

– Я не поеду. – Он дожевал огурец и схватил второй. –Пустите переночевать, хозяйка! Сами мы не местные, нас в поезде ограбили, вотсправка…