Трефовый интерес - Татьяна Бочарова Страница 9

«Будто мысли читает», – с удивлением подумала Ольга.

– Вставай, – сказала она Светке. – Нужно переодеться. Достань из чемодана штаны, фуфайку и теплые носки.

– Не хочу штаны, – заканючила Светка. – Не люблю! Я в них, как мальчишка. Я лучше в платье.

– Свет, тут тебе не Ленинград. Это там девочки ходят в коротких юбочках. А здесь деревня. Над тобой смеяться станут.

– Не станут, – отмахнулась Светка и насупила белесые бровки.

Ольга невольно улыбнулась. Как похожа дочка на Виктора! Такая же светловолосая, курносая, упрямая до жути. Ольга сама с густыми, роскошными каштановыми волосами, каре-зелеными глазами и тонким, породистым носом с едва заметной горбинкой. По бабушкиной линии все у них дворянского происхождения. Прабабка Ольги аж в Смольном училась. Прадед был царским офицером. Отсюда и Ольгина внешность, тонкая кость, изящные холеные руки с длинными, худыми пальцами. Виктор в шутку любил называть ее «моя барыня». Ольга не обижалась. Как-то так получилось, что у нее с простым крестьянским парнем было полное счастье и взаимопонимание. Ольга играла на рояле, Витя на гармошке. Она читала Тютчева и Блока, он – Хлебникова и Маяковского. Она пела романсы, он – «Марсельезу». И каждому было интересно послушать другого. А Светка – та просто обожала отца. Когда шли на демонстрацию – он непременно нес ее на плечах, и она точно парила над улицами, бульварами и площадями – щеки розовые, в косичках алые ленточки, в руках – красный флажок.

– Мам! Смотри! Я выше все-ех!!.

– Ладно. – Ольга поправила выбившуюся из пучка темную прядь. – Как хочешь. Ходи в платье, только хоть кофточку накинь. Пока еще печка растопится.

– Кофточку накину, – милостиво согласилась Светка и открыла чемодан.

Они вместе принялись разбирать вещи, – то немногое, что успела Ольга сложить, когда узнала, что завтра их эвакуируют. Светка достала связку своих учебников, аккуратно расставила их на единственной полке, висевшей у окна. Ольга поискала глазами, обнаружила в самом углу старинный шифоньер и раскрыла его. Он был почти полностью занят вещами хозяйки: длинные цветастые юбки, вышитые рубашки, жилетки. Ольга робко сдвинула пару плечиков и на освободившееся место повесила свой костюм, бархатное платье, несколько юбок и блузок. Затем извлекла из недр чемодана старинную шестиугольную шкатулку из слоновой кости – бабушкино наследство. Там лежали все ее украшения, а также золотой медальон с фотографией родителей. Она подумала и, обернув шкатулку в газовый шарфик цвета бирюзы, засунула ее в глубь самой верхней полки. На этом их обустройство на новом месте закончилось.

Светка посмотрелась в круглое зеркальце, висевшее над комодом, поправила ленточки в косичках и робко произнесла:

– Кушать хочется.

Она знала, что эта фраза под запретом. Но иногда ее все-таки прорывало.

– Да. Сейчас. – Ольга покопалась в стареньком холщовом рюкзаке и вытащила эвакпаек: краюшку ржаного хлеба и банку кильки.

Светка схватила горбушку и жадно впилась в нее зубами. Миг – и от хлеба остались лишь крошки, которые она молниеносно собрала и кинула в рот. Килька осталась сиротливо стоять на столе.

– Мам…

– Что? – Ольга устало ссутулилась.

– А тетя говорила, что у нее картошка есть…

Светка с опаской покосилась на неприкрытую дверь, словно обсуждала план хозяйкиного ограбления.

– Света, что говорила тетя, тебя не касается, – строго сказала Ольга. – Мы только приехали. Неприлично сразу же требовать еду.

– Но ведь она сама предлагала, – не унималась дочка, снедаемая изнутри лютым голодом, который разгорелся очень давно, но так и не нашел удовлетворения. – Давай, я сама у нее спрошу? А? – Голубые глаза взглянули на Ольгу с мольбой.

– Сиди, горе ты мое. Я сама. – Ольга закрыла шкаф и быстро вышла из комнаты.

Михайловна, согнувшись, кидала в печку поленья. Трескучий огонек весело отплясывал причудливый танец на деревяшках. На большом деревянном столе, захлебываясь от гнева, булькал самовар.

– Простите, пожалуйста, – начала Ольга и запнулась.

Она не знала, как обращаться к старухе. Вроде председатель звал ее Тоней, но ведь неприлично как-то по имени в таком почтенном возрасте. Хозяйка сама пришла ей на помощь.

– Михайловна я. Так и зови, ежели что. Хотела что-то?

– Хотела. Вы простите, Антонина Михайловна, но не могли бы вы дать нам немножко картошки? Две или три? Я бы дочке сварила.

– Отчего ж не могу? – Старуха кряхтя разогнулась. – Ты, девка, вот что – спустись в подпол. Тазик вон возьми. Набери картошки из мешка. Я всем сварю: и вам, и мне. Давай. – Она взяла с приступки большую алюминиевую миску и протянула ее Ольге.

Та кивнула и, обрадованная, полезла в погреб. Там было холодно и сыро, вдоль стен стояли деревянные бочки с соленьями, по углам – мешки с крупами и овощами. При виде всего этого добра Ольга почувствовала, что ее мутит. Она не ела картошку с октября, а сейчас конец марта. Ни огурцов, ни капусты, ни гречки, ни пшеничного хлеба. Ничего, кроме черной горбушки и нескольких ложек пустой похлебки, заваренной горсткой серой муки. Неужели можно будет сварить настоящий суп, сделать Светке кашу с молоком, пожарить картошку с луком на постном масле? Ольга точно завороженная, не в силах оторвать взгляда от мешков с продуктами набрала в тазик картошки. Она поколебалась немного и, воровато оглядываясь, приподняла крышку одной из бочек. Схватив двумя пальцами огромный склизкий огурец, она спрятала его в карман юбки. Затем быстро захлопнула крышку и стала подниматься.

Самовар уже не булькал, а стоял высокомерный и пылающий. Михайловна шуровала в печи закопченной кочергой. Лицо ее было красным от жара.

– Достала? – спросила она Ольгу. – Давай сюда. А сама возьми на столе молочка в крынке. Девке дашь попить, а то она у тебя, как кикимора болотная, зеленая вся.

Михайловна сполоснула картофелины из ковша и, погрузив в чугунок, сунула в печь. Ольга налила из крынки молока в стакан и отнесла Светке.

– На, пей.

– Что это? Молоко? Настоящее?? – Света запрыгала вокруг Ольги. – Господи, молочко! Коровкино молочко!! – Она отпила глоток. – Вкусное какое! – И выдула все залпом. Потом посмотрела на мать и смутилась: – Ой. Я тебе не оставила. Прости, мам. Я нечаянно. Так вкусно!

– Оставь, – отмахнулась Ольга. – Это тебе. Антонина Михайловна угостила. И еще там картошка варится.

– Ура! Ура! – Светка принялась тормошить мать, обнимать и целовать. – Какая она добрая, эта тетя… Антонина Михайловна. А я сначала подумала, что злая.

– Отчего же ты так подумала? – удивилась Ольга.

– Не знаю. – Света пожала плечами. – Она так смотрела на нас, когда мы приехали… Как будто не рада была.

– А чему радоваться? У нее и так почти все забрали для нашей армии. А тут еще нас кормить. И дом у нее тесноват для гостей. Так что никакой от нас пользы, только ущерб.