Город без полиции - Анна Малышева Страница 9

Ольга быстро перевела, полицейский открыл верхний ящик стола, достал оттуда медицинскую латексную перчатку, ловко, одним движением натянул ее на свою полную потную руку и расправил этой рукой сложенный свитер. Таня впилась взглядом в то место, где когда-то была эмблема, а теперь должен был обнаружиться довольно рельефный кривой шов... Но там зияла довольно обширная, в ладонь, дыра с обожженными, как ей показалось, краями. Ольга, тыча пальцем в свитер, возбужденно заговорила с полицейским, тот кивнул, покосился на Таню и, сорвав перчатку, швырнул ее в мусорное ведро, полное пластиковых стаканчиков, окурков и апельсиновой кожуры. Вид у него был крайне недовольный.

– На этом месте дыра от выстрела, – почему-то шепотом поделилась информацией Ольга, хотя их и так никто не смог бы понять. – А джинсы не сможете опознать?

– Нет, – категорически заявила девушка, стараясь больше не смотреть на стол. То, что было на нем разложено, внезапно стало внушать ей смутный, липкий страх, тесно смешанный с брезгливостью. Она была готова допустить, что это вещи Паши... Но никаких горестных чувств у нее по этому поводу не рождалось – ей просто хотелось отвернуться. «Все-таки мама была права, живым надо жить, а это мое прошлое давно уже мертво...»

– Тогда он просит вас опознать вещи, оставленные в гостинице, – с сожалением протянула Ольга, переведя отрывистые фразы помрачневшего полицейского. – Они здесь.

Тане предъявили спортивную сумку, которую она узнала сразу, как увидела. Так же легко далось ей опознание вещей, которые полицейский по очереди доставал оттуда и выкладывал на стол, с которого уже были убраны жутковатые тряпки, снятые с трупа. Она только кивала и удивлялась тому, что так живо все помнит – до последних мелочей.

– Да, это его майки, должны быть три, правильно? Черные брюки. Белая рубашка с короткими рукавами, к ней бордовый галстук с синей полосой. Черные ботинки. Он уехал в кроссовках, а где они? Вы мне их не показывали среди вещей из гроба!

Кроссовок не оказалось, и это была не единственная пропажа. Среди вещей не было ни тонкой золотой цепочки с талисманом-черепашкой, которую Павел всегда носил на шее, ни его часов – поддельного «роллекса», купленного в подземном переходе на Тверской, ни бумажника с документами, ни кошелька с деньгами. Таня помнила даже сумму – пятьсот долларов. Больше у него просто не было, за большим он и ехал в Грецию, надеясь вернуться в Москву состоятельным человеком.

– А что, на том, кто лежал в гробу, обуви не было? – нахмурилась она, перечислив пропажи.

– Он был в носках, – просветила ее Ольга. – Не думаю, что он так разгуливал, потому что было жарко, ясно, что обувь пропала потом... А насчет цепочки, часов, денег – все это тоже могло быть при нем, когда его... В общем, похоже, с него сняли все негниющее, чтобы нельзя было опознать.

– А что же одежду оставили?

– Может, торопились, – пожала плечами та. – А может, решили не возиться, думали, никто в могилу не полезет... Раздевать труп – это, я вам скажу, не так просто, как кажется!

Поймав недоуменный взгляд своей соотечественницы, переводчица пояснила:

– Я помогала одевать для похорон своего свекра, так мы намучились! В общем, в гостинице были его вещи, а вот чьи в гробу, вы точно сказать не можете?

– Не могу, – пробормотала Таня, с тяжелым чувством разглядывая знакомые вещи на столе. Перед нею на миг возникли лица сестры и матери Паши – растерянные, испуганные, беспомощные... Несчастье, случившееся четыре года назад, все еще было свежо для них, забыть его так, как забыла Таня, они не могли и все еще чего-то ждали, на что-то надеялись. «С Наташкой случилась истерика, когда я позвонила ей и сказала, что нужно поехать в Грецию. Я просила ее не говорить ничего маме, но она, конечно, сразу разболтала, и та уже звонила мне, плакала, спрашивала, что я от нее скрываю? Я! Как будто я сама что-то знала... Разве я могла допустить, чтобы кто-то из них поехал на опознание? Что бы сейчас тут творилось! Да и заграничных паспортов у них не было, и денег лишних тоже. Мать уже пенсионерка, Наташка вечно в долгах, никак не может отвыкнуть покупать каждую яркую тряпку, которую видит на рынке, и получается, что мою поездку оплачивал человек, который меньше всего в ней заинтересован, – мой муж! Спасибо, что понял...» Ей вдруг страшно, до слез захотелось домой, под защиту Ивана, такого уверенного в себе, такого надежного, сильного. Порою муж, как ей казалось, делал попытки посягнуть на ее самостоятельность, и она яростно ее отстаивала, но сейчас с радостью сдалась бы под его покровительство – так эта самостоятельность показалась ей тяжела. «Завтра же уеду!» – решила девушка.

У нее взяли фотографии и унесли их в другой кабинет. Ольга куда-то выходила, возвращалась, клала Тане руку на плечо, словно пытаясь подбодрить. У девушки был подавленный вид, полицейские на нее посматривали с интересом и, как ей казалось, с сочувствием. Кто-то подал ей стаканчик с кофе, она с благодарностью приняла, но пить не стала – в горле стоял комок, она боялась разреветься, как маленькая девочка: «Хочу в Москву!» Потом ее позвали в тесный, до тошноты прокуренный кабинет начальника участка, задали несколько вопросов о Паше, на которые она ответила автоматически, так как ничего трудного они не представляли. Его рост, примерный вес, цвет волос, особые приметы – переломы, вставные зубы, татуировки... Затем захотели узнать цель его приезда в Грецию, предполагаемый срок пребывания, к кому он ехал, координаты этих людей... Девушка затруднилась с последними ответами:

– Его приятель устроился в Афинах, женился на гречанке, получил вид на жительство, открыл свой бизнес... Звал его к себе, меня тоже приглашал, вроде можно было заработать на хорошую машину за несколько месяцев... Паша мечтал купить машину.

– Имя этого приятеля? – переводила ей Ольга вопросы начальника участка. – Род его занятий? Телефон? Адрес в Афинах? Вы его знаете? Звонили ему, когда пропал ваш друг?

– Я ничего не знаю, и никому не звонила, – чистосердечно отвечала девушка, сама понимая, что это звучит достаточно глупо. – Я вообще была не в курсе, к кому мы поедем и чем будем заниматься. У этого друга был какой-то ресторан и вроде бы маленькая гостиница. Или это не у него, а у родственников жены... Я толком не поняла, не расспрашивала! Мои родители были против, и я как-то сразу думала, что не поеду, а потом еще и паспорт в срок не сделали...

Ольга весьма эмоционально перевела ее речь и обратилась к Тане по-русски:

– И правильно сделали, что не поехали, вы понимаете, что я имею в виду! Молодая девушка в чужой стране, непонятно, какая будет работа, у кого жить, это, знаете... Ваш друг, конечно, не собирался вас продавать в публичный дом, но ведь он и сам, наверное, не умирать сюда ехал!

Таня только кивнула – отвечать она была не в силах, у нее пересохло в горле и дрожали пальцы. Чтобы спрятать эту дрожь от посторонних глаз, она сунула руки в карманы куртки. Пальцы наткнулись на что-то холодное, металлическое, незнакомое на ощупь. В следующий момент она поняла, что машинально увезла с собой ключ от номера, украшенный тяжелым металлическим брелоком в виде цилиндра. «Вот что все время било меня по бедру!» Дальше все происходило быстро и как-то скомканно. Ей подсунули какую-то бумагу на греческом, Ольга прочла, сказала, что нужно поставить подпись, это протокол опознания вещей.