Закон тени - Джулио Леони Страница 9

Вдали, на виа Лата, темноту, царившую в городе, разрывали яркие отблески. Это горели факелы на фасаде дворца Медичи. Его длинная массивная стена прерывалась только там, где над центральным входом располагалась лоджия. Козимо Старший заказал ее своему архитектору Микелоццо, чтобы хоть как-то облагородить мрачное зубчатое здание, больше похожее на бастион. И внушить жителям Флоренции, что этот дом, открытый городу, — вовсе не пристанище тирана и каждый может найти там тень в летнюю жару и укрыться от ледяного дождя зимой.

Неплохой способ усмирить зависть, которую народ обычно испытывает к власть имущим, особенно если они слишком богаты и молоды. Такая зависть обычно вооружает убийц.

Лоренцо все еще был в той же одежде, что и на пожаре. Глаза его покраснели от бессонной ночи. Должно быть, он просидел все это время в кабинете, ожидая Пико.

— Ты нашел резчика? Почему не привел его с собой? — спросил он, разочарованно глядя на дверь.

Вместо ответа Джованни с изумлением разглядывал стену за спиной Великолепного. Там висела рама, закрытая двумя деревянными створками, — единственный предмет, украшавший голые стены кабинета.

Юноша всегда считал, что в ней находится какой-нибудь святой образ, необходимый его покровителю для молитвы, но сейчас он впервые заметил, что створки раскрыты. Пико машинально пошарил в сумке в поисках рисунка, развернул листок и поднес его к маленькому портрету, висящему на стене. Кисть художника запечатлела в профиль обнаженную женщину, стоящую у окна, за которым виднелся какой-то дикий пейзаж.

— Да ведь это она, та же самая женщина! — пробормотал он, сравнивая изображения.

— Что такое? Что это у тебя в руках? — вскричал Лоренцо, подошел и выхватил листок у Пико из рук.

Бегло взглянув на рисунок, он вздрогнул и перевел глаза на стену.

— И верно… — прошептал он, бестрепетно держа рисунок как раз за то самое место, что было запачкано кровью. — Симонетта… Кто это нарисовал? Фульдженте? Где он?

Пико коротко рассказал о том, что увидел в сенном сарае.

— Резчика, конечно, убили. И похоже, что гибель печатника всего лишь второй акт той же трагедии. Нам ничего не известно ни о целях, ни о средствах, знаем только, что трагедия жестока.

Лоренцо будто не слушал. Его охватила странная тревога. Он перебегал глазами с одного портрета на другой, потом на Пико, молчал и все больше мрачнел.

— А кто такая Симонетта? — спросил вдруг юноша.

Великолепный несколько раз тряхнул головой, провел рукой по лбу.

— Что? Симонетта? Почему?

— Буква «С» на краю рисунка. С нее начинается имя, которое вы произнесли. Здесь записан ее возраст в момент создания рисунка — хоть что-то понятное во всем деле. Вам это о чем-то говорит?

Пико вдруг показалось, что Лоренцо смахнул слезу, но, когда тот отнял руку ото лба, глаза его снова горели.

— Симонетта… Симонетта Веспуччи, sans pareille… [16]

— Несравненная… Она действительно так хороша? — спросил Пико, сгорая от любопытства. — Такая же красивая, как на этих портретах?

— Была, дружок. Так хороша, что сам Господь позавидовал бы. Как ангел, спустившийся с небес, чтобы очаровывать и повергать в отчаяние обожателей.

— Но кто она была? И кто были обожатели? — не отставал Джованни, которого все больше озадачивало смущение Великолепного.

— Симонетта, жена генуэзца Веспуччи. Прекраснейшая в мире женщина, несколько лет озарявшая Флоренцию своим светом. А потом она покинула этот мир, и наш город погрузился во тьму. Что же до обожателей, то ими становились все, кто был с ней знаком.

Пико снова взглянул на рисунки.

— Тебе не верится? — тихо спросил Великолепный. — Или твоя юная душа еще не знала мук любви?

В его голосе прозвучала нотка сарказма.

— Нет, я тоже… — покраснев, горячо начал Пико, но тут же осекся. — Любовь — это порыв души к достижению собственной полноты. Как учит Платон, в женщине мы ищем ту часть самих себя, которую утратили, явившись в этот мир. Для каждого из нас существует только одна-единственная половина, способная заполнить образовавшуюся пустоту. Как же возможно, чтобы многие любили одну и ту же женщину?

— Ты заделался философом, Пико? — с грустной улыбкой спросил Великолепный. — Я не знаю, кто была Симонетта, я обменялся с ней всего дюжиной слов. Но мне достаточно было ее увидеть и ощутить ее запах, чтобы она стала моей даже больше, чем если бы мы были супругами. Не знаю, почему так получается, но есть жизненная сила, что ударами ножа прокладывает себе дорогу к нашим душам и оставляет раны, которые не заживают никогда. Никто из тех, кто присутствовал на пиру Смерти, не позабыл ее.

— На пиру… Смерти? — переспросил пораженный Пико.

— Ранней весной, шесть лет тому назад, здесь устраивали праздник в честь пробуждения молодости года. Были приглашены все знатные дамы Флоренции, состоялись театрализованные танцы. Три самые красивые, во главе с несравненной Симонеттой, изображали граций. И в последний раз наполнили наши сердца нектаром красоты.

— А что случилось?

— Все эти женщины скончались, не прошло и нескольких месяцев. Пир восславлял любовь, а накликал смерть, — сказал Великолепный, подавив рыдание. — Их скосили нежданные недуги. Ее первую. И вот немногое, что от нее осталось… Окровавленный рисунок… — прошептал он, ласково погладив бумагу. — Так говоришь, этот Фульдженте сделал с нее гравюру?

Он вдруг резко вскинулся, словно стряхнул с себя воспоминание.

— Теперь он мертв. И он тоже.

— Он мертв. А вот женщина жива.

— Как? Что ты сказал? — вздрогнул Великолепный.

— Кто бы ни была женщина с портрета, ее видели. Оливеротто клянется, что она появлялась в его гостинице как раз в те дни, когда там остановился резчик.

Лоренцо вдруг прыгнул на него. Пико почувствовал, как пальцы Великолепного вцепились ему в жилетку, и ощутил на лице горячее дыхание, терпкое от бессонной ночи и волнения. Приступ гнева отступил так же внезапно, как начался. Пальцы разжались. Лицо Великолепного озарила робкая улыбка, как у девушки после первого поцелуя.

— Симонетта… Она вернулась… Они нашли слова!

Пико еще не пришел в себя от такой реакции властителя Флоренции.

— Вернулась? Что вы имеете в виду?

— Вернулась из смерти. Как и было предсказано.

— Не может быть, чтобы вы это всерьез… — осторожно начал Пико после некоторого молчания.

Великолепный тем временем принялся мерить комнату огромными шагами. Было видно, что волнение его нарастает. И вдруг, словно истощив все силы, он с шумом сел на скамью.

— Я не спятил, дружок. Тут есть кое-что, о чем тебе лучше узнать, — тихо произнес он. — Я рассказал тебе о пире Смерти и о том, как веселье стало прологом к скорбным событиям. Но не рассказал, что произошло потом, когда еще не остыли погребальные факелы. Все, кто любил ее, собрались у меня в саду Сан-Марко. Мы даже не страдали, настолько нас оглушило пережитое потрясение. Пришли мой брат Джулиано и Сандро Боттичелли. Первый, может быть, и наслаждался ее нежностью, но второй сделал ее нежность фундаментом своего искусства.