Кадры решают все - Мария Воронова Страница 9

Мама утешала ее, говорила, что так уж на роду им написано, сильным и волевым, тянуть на себе никчемных мужичонок, а папе, наоборот, зять нравился. «Какие у тебя низкие критерии, – фыркала мама, – зарплату не пропивает, уже хорошо. Ах, как приятно, наверное, жить по принципу: много не надо!» Папа улыбался, а Вера чувствовала мамину боль, как свою, ведь пока отец благодушествовал, мама волокла семью, как ломовая лошадь, и похоже, Вере предстоит повторить этот подвиг.

Нет, с замужеством судьба, может, и не издевалась над Верой, но определенно поскупилась.

Да, не пьет, да, проводит досуг не с друзьями, а с семьей, но с ним так скучно, что лучше бы уж пил с приятелями. К счастью, у Миши было хобби – туризм, и он периодически отправлялся в походы. Вера отпускала его как бы нехотя, изображая досаду, но сердце пело. Хоть пару суток отдохнет от этого тупицы. Да, приносит зарплату, и очень даже неплохую, но что толку, если на нее ничего приличного не купишь, ведь доступа к дефициту простой рабочий не имеет. Солить, что ли, эти деньги? Откладывать и двадцать лет стоять в очереди на «Москвич»? Или скупать дорогие и невыносимо мещанские ковры, которые почему-то вдруг наводнили магазины? Не в деньгах ведь счастье, а в общественном положении. Занимаешь нормальную должность – так достанешь все, что надо, и жену устроишь на приличную работу, и детей в хорошую школу, а потом в институт, а работяга что? На что может повлиять в этой жизни? Ему и платят хорошо только затем, чтобы пил, как конь Мюнхгаузена, и ни о чем не думал.

Только забеременев, Вера поняла, какую ужасную ошибку совершила, выйдя замуж. Мама тоже не была счастлива, не жила за каменной стеной, но папа хотя бы был человек интеллигентный, а брак с рабочим, то, что раньше называлось красивым словом мезальянс, саму Веру превратил в женщину более низкого сорта. Придется оставить все надежды на внимание нормального мужчины.

Так грустно оказалось понять, что все кончено бесповоротно и настоящей любви в ее жизни точно не случится, что Вера проплакала почти целый месяц. Миша думал, это из-за беременности, утешал ее, носил с рынка фрукты, а Вера ненавидела его за то, что он – это он.

И по ночам она съеживалась от его поцелуев, потому что было противно, что ее любит ничтожество и тряпка.

Надо было или выбираться из этой ямы, или повеситься. В конце концов, вдруг в поговорке, что хорошие мужья с неба не падают, есть какой-то смысл? Вдруг действительно успехи мужчины – заслуга женщины?

Как раз подошло время идти в декрет, и Вера развернула агитацию за высшее образование. О себе не думаешь, так о детях подумай. Дети должны гордиться своими родителями, а у нас, конечно, всякий труд почетен, но сам понимаешь… Тридцать лет назад, может, это и было здорово, когда у тебя папа рабочий класс, а теперь без высшего образования ты никто и звать тебя никак. Вот подрастет ребенок, скажешь ему, что надо хорошо учиться, а он тебе ответит в том духе, что: а у тебя, батя, как с этим делом обстоит? Вот именно, сам не учился, а мне тут советы раздаешь. Миша долго сопротивлялся, но в конце концов Вера загнала его на заочное отделение в финансово-экономический институт.

Год отсидев со Славочкой, Вера вернулась на работу, где с удивлением обнаружила, что театр, ее детище, прекрасно работает без нее, больше того, мало кто помнит, что именно она стояла у его истоков. За год он вырос в солидное заведение под вычурным названием «Арабески», стал активно гастролировать, ездить на всякие фестивали художественной самодеятельности и оброс таким количеством прихлебателей, что Вере просто некуда стало воткнуться.

Так она прочувствовала и осознала истинный смысл поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин». «Единица! – кому она нужна?! Голос единицы тоньше писка…» Прав был поэт, черт побери. «Плохо человеку, когда он один, горе одному, один не воин». Когда за тобой никто не стоит, никто не поддерживает, не заступается, нет, как теперь говорят, волосатой лапы, то нечего и дергаться. Будь ты семи пядей во лбу, старайся изо всех сил, а все равно сомнут, отберут все твои достижения.

С досады она чуть не уволилась и не стала домохозяйкой, как предлагал Миша, но тут судьба впервые показала, что может не только поворачиваться задом или пинать, но еще и улыбаться. Однажды Вере пришлось возглавить культпоход в детский театр. Можно было бы отговориться маленьким ребенком, но Вера решила побыть пока инициативным и ответственным сотрудником. Руки опустить она всегда успеет, а пока надо еще побороться за место под солнцем, постараться пробиться, ведь в их семье кроме нее никто этого не сделает.

Она повела группу пэтэушников культурно развиваться в театр, в который сама с удовольствием ходила в детстве и сохранила о нем самые теплые воспоминания. Вновь оказавшись в здании театра, пройдясь по светлому фойе, полюбовавшись сквозь панорамное окно на таинственные зимние сумерки, Вера погрустила об ушедшем детстве, вспомнила о том, какая она была хорошая девочка со светлыми и смелыми мечтами. И совсем не хотелось думать, что ни одна из них не сбылась и ждать от жизни чудес больше не стоит.

На Веру снизошла легкая, даже приятная грусть, но когда начался спектакль, всю ностальгию как ветром сдуло. Происходящее на сцене потрясло Веру до глубины души, и удар оказался тем сильнее, что она собиралась увидеть нечто волшебное и сказочное, а показали ей тяжелую серую драму о жизни конченого быдла.

Возможно, эта современная пьеса имела какой-то глубокий подтекст и являлась гениальной работой, но поставить ее в детском театре мог только человек с извращенным воображением. Господи, думала Вера, да эти несчастные подростки и так это видят в своих семьях, а подрастут, тоже станут поддаваться соблазнам, и душу свою пропьют, и оскотинятся, и погрязнут в бытовухе, так и не узнав ничего высокого. Все будет, не волнуйтесь, но подобными пьесами вы лишаете их последнего крошечного шанса жить иначе. Может, дети стремятся к чему-то хорошему и правильному, а вы их со сцены убеждаете, что не надо. Что пьянство, распущенность и лень – это нормально и даже где-то высокодуховно.

Кажется, дети оказались более устойчивы к искусству, они прохихикали весь спектакль, отпуская иногда весьма рискованные и едкие шуточки, но Вера не делала им замечаний, потому что, по-хорошему, надо было забросать этот балаган гнилыми помидорами, которых, к большому сожалению, под рукой не оказалось, но Вера решила, что открытое письмо в отдел культуры обкома с копией в «Ленинградскую правду» станет адекватной заменой томатам.

В три дня она написала статью и разослала ее по всем нужным адресам, ни на что особенно не рассчитывая, ведь «голос единицы тоньше писка». Но выразить свое возмущение она, черт возьми, имеет право.

Прошло недели три, воспоминания о мерзкой пьесе потускнели, и тут, о чудо, Вере домой позвонила не кто иная, как Альбина Семеновна, бывшая завсектором в отделе культуры в то время, когда Вера там паслась в надежде устроиться на работу. Теперь Альбина возглавила отдел. Оказалось, она помнит Веру и, прочитав ее письмо, была рада узнать, что Вера осталась такой же неравнодушной активной девушкой, как в студенческие времена. Альбина Семеновна сказала, что всецело разделяет Верино возмущение, но хорошо бы получить такое же письмо от имени учеников. Что ж, имея на вооружении «автомат по инглишу», собираешь подписи буквально за секунду. Вера не надеялась тогда на улучшение своей судьбы, просто Альбина Семеновна ей нравилась – редкий пример, как женщина пробилась наверх самостоятельно, и Вера хотела быть на нее похожей.