Адвокат инкогнито - Наталья Борохова Страница 9

Она взяла в руки телефонную книжечку в красном кожаном переплете.

– Агнию Ромуальдовну, будьте добры! – попросила она секретаря.

– Агния Ромуальдовна сейчас в отъезде по делам клиента. Конечно, если вы оставите свое имя и координаты, адвокат перезвонит вам. Вы можете коротко обрисовать суть проблемы, и тогда она свяжется с вами еще быстрее.

Виктория выдохнула.

«У меня исчез муж, и противный оперативник говорил мне что-то про супружескую измену», – едва не сообщила она, но тут же осеклась. Что про нее подумают?

– Нет, у меня нет спешки, – сообщила Соболева привычным, будничным тоном. – Я смогу перезвонить и позже…

Вторым в списке значился Семен Грановский, замечательный адвокат, судя по отзывам прессы. Но у него имелся существенный недостаток – он был мужчина! Неизвестно, а точнее, известно почему, но Виктория хотела разговаривать именно с женщиной. Ну как обсуждать с представителями сильного пола исчезновение неверного мужа? Все мужчины в этом смысле циники. «Побегает и возвратится домой», – скажет, должно быть, прославленный адвокат и вернется к своим убийцам и казнокрадам, оставив ее на попечение носового платка.

Ну вот, собственно, на том ее связи в адвокатском мире и заканчивались. Правда, в адресной книжке есть приписка, сделанная неровным почерком мужа: «Адвокат Дубровская (спросить про доверенность)». Дальше шел номер телефона. Что за доверенность, и зачем она понадобилась ее мужу, неизвестно, но слово «адвокат» было выведено четко. Виктория набрала номер.

Ей ответил бодрый голос, должно быть, принадлежащий секретарше.

– Адвоката Дубровскую, будьте добры!

– Я вас слушаю.

Голос был слишком молодым, и Виктория едва не повесила трубку. Что может быть хуже молодого адвоката?

– Вам нужна помощь? – поинтересовалась трубка в ее руках.

Неизвестно почему, но Виктория решила продолжить диалог.

– Да. Мне нужна помощь. Причем как можно скорее…

Елизавета Дубровская, во всяком случае, так она представилась, уже не была девчонкой, но все же, на взгляд Виктории, выглядела непростительно молодо. Лет двадцать семь ей, двадцать восемь, не больше… Интересно, когда она успела стать адвокатом? Некоторые из ее ровесников все еще протирают штаны на институтской скамье. Про опыт спрашивать было излишне.

– Простите, – смешалась Виктория. – Я, должно быть, ошиблась. Вы так молоды, что…

– Интересно, для какого дела я не подхожу в силу своей молодости? – довольно смело поинтересовалась адвокат. – Может быть, вы изложите дело, а потом мы уже посмотрим, насколько оно мне не по возрасту?

– Дело не в возрасте. Хотя, конечно, и в нем тоже… Видите ли, я ожидала увидеть опытного защитника.

– Мне не хотелось бы нахваливать себя, не зная сути дела, но скажу: я достаточно опытный адвокат.

Виктория с сомнением оглядела щуплую фигурку «опытного адвоката». Дубровская была невысока ростом и совсем не представительна, хотя и симпатична. Но разве Соболевой есть дело до «вкусных», шоколадного цвета глаз своей защитницы? Или до ее роскошных темных волос, убранных в строгую деловую прическу? Хорошо хоть, что прибывшая по ее зову девица облачена в строгий костюм и в руках держит кожаный портфель, а не то Виктория приняла бы ее за студентку, не сдавшую экзамен по отечественной истории. Как, скажите, довериться такому адвокату? Может, она погорячилась и ей стоило остановить свой выбор на Грановском? Или подождать, пока вернется из своей поездки Агния Ромуальдовна?

Соболева вздохнула. Кажется, при скудости выбора альтернативы у нее нет. Хорошо, она попробует эту Дубровскую. В конце концов, речь пока идет только о консультации…

Прошел целый час после того, как Дубровская, запершись на кухне, начала терзать телефонный аппарат. У Виктории уже не было сил, и сейчас, услышав бодрый голос своего нового адвоката, спросившей: «Алло, это морг?», она потеряла остатки самообладания. К сожалению, Соболева не курила. Иначе, наверное, весь пол, включая турецкий ковер ручной работы, был бы давно усеян окурками. Она мерила вдоль и поперек необъятное пространство гостиной, привычно удивляясь, как у многих людей на такой площади может поместиться квартира.

Да, все мы неравны. Но есть то, что примиряет нас. Это бренность земного существования и отвратительная близость несчастья. Что будет делать Виктория, если сейчас на другом конце провода такой же бодрый голос ответит ее адвокату: «Да, у нас есть неопознанный мужской труп возраста от тридцати пяти до сорока с родинкой на правой стороне груди. Приезжайте на опознание». Мир перевернется на голову, и оплот ее благополучия разлетится в прах. У них в доме смерть? Нет, увольте, этого просто не может произойти. А если произойдет? Молоденькая адвокатесса выйдет сейчас из кухни, потупив взгляд, и скажет, не отрывая взгляд от пола: «Вам нужно успокоиться. Присядьте, пожалуйста! Даже не знаю, как вам сообщить. Вы должны быть сильной. Ваш муж…» Конечно, она не произнесет эту фразу без запинки, но Виктория все заранее поймет по ее глазам. А дальше что? Обморок, вата с нашатырем, ненужные слова соболезнования, много чужих людей в квартире, городское кладбище и потом – гулкая пустота.

В общем, когда Дубровская наконец вышла из кухни, Виктория находилась в состоянии, близком к помешательству. Взгляд адвоката блуждал по ковру, не решаясь подняться выше уровня колен хозяйки.

– Виктория Павловна, присядьте, – попросила она.

Соболева остановилась так резко, словно с размаху налетела на невидимую стену. Ее дурные прогнозы начали сбываться.

– Я сильная, – сказала она, обращаясь не то к адвокату, не то сама к себе. – Я все выдержу. Итак, он умер, верно?

– Нет, – оторопела адвокат. – Ваш муж жив, но, боюсь, у меня для вас дурные новости.

Дурные новости?! Ее муж жив, и хвала небесам. Все остальное она переживет. Разве есть испытание, которое она не сможет перенести?

– Аркадий Александрович задержан по подозрению в совершении преступления.

Виктория улыбнулась.

– Что вы такое говорите? Аркадий и… преступление?

– Боюсь, что так.

– Но что он мог совершить? Проехал перекресток на красный свет? Вы знаете, он у меня такой рассеянный. Или нет… Он наверняка вовремя не оплатил штраф. Но это поправимо, я сегодня же внесу деньги. Вы сможете освободить его сегодня?

Дубровская вдохнула больше воздуха.

– Постойте, Виктория Павловна. Дело не в неправильной парковке или езде на красный свет. Речь идет о преступлении. Он совершил изнасилование и покушение на убийство.

– Черт! Что вы такое несете?

Дубровская пропустила грубость мимо ушей. Такой женщине, как Виктория Соболева, сложно представить, что муж ее находится сейчас в изоляторе временного содержания и на обед получит баланду.

– Это только подозрение, Виктория Павловна, а не установленный факт. В конце концов, вашему супругу даже не предъявили обвинение, – сказала она, стараясь, чтобы ее слова звучали мягко. Но смысл сказанного от тона все равно не менялся: слово «изнасилование» звучало звонко, как пощечина. Даже последующее «покушение на убийство» как-то терялось рядом.