Исповедь на краю - Евгения Михайлова Страница 9

Их больше увлекала собственная смелость, чем сама страсть. Так получалось, что Егор встречался в основном с домашними девочками, голова которых забита советами и предостережениями родителей, мыслями о замужестве и страхом забеременеть. Егор еще не испытывал пресловутого полного слияния с женщиной, когда исчезают застенчивость, опасения показаться смешным и нелепым, неловкость за партнершу. Не испытывал до сегодняшнего дня.

Он увидел Иру на Тверской улице. Она стояла рядом с ним под холодным моросящим дождем и ела мороженое. Невысокая, очень худенькая, в тонком плаще, совсем без макияжа… Он не смог бы сразу объяснить, почему она выделялась в толпе. Или ему показалось, что она выделяется… Он сделал вид, что разглядывает какую-то афишу, а потом посмотрел ей в глаза. Ира не ответила взглядом, она просто его не замечала, но он уже повис на крючке. Небольшие темно-серые глаза, казалось, видели то, что он без нее никогда не увидит. Мир взрослых отношений и горячих тайн.

– Тебе не очень жарко? – остроумно спросил он. – Может, на пляж сгоняем?

Она посмотрела на него не моргая и абсолютно без выражения.

– Понял, – констатировал он. – Шутка не удалась. Я просто как бы беспокоюсь. Такую девчонку дождем смывает вместе с мороженым. Не хочешь где-нибудь обсохнуть?

– Где?

– Ну, в кино там… или у меня. На ресторан, к сожалению, бабок нет.

– А где у тебя?

– Я живу у станции «Бауманская».

– Один?

– Один. Устраивает?

– Мне вообще-то некуда деваться. Устала страшно. После ночного дежурства, а домой нельзя пока. Я у подруги живу. А к ней родственники приехали. Тебя как зовут?

– Егор.

– Меня Ира. Слушай, а у тебя можно поспать часа два? Ты приставать не будешь?

– Ни фига себе вопросик. Если хочешь, не буду. Я не маньяк.

Они вошли в однокомнатную квартиру Егора, которую для него снимали родители.

– Здорово, – сказала Ира. – Мне нравится. Ничего особенного, но тепло, уютно. И чисто. Сам убираешь?

– Генеральную уборку мама приезжает делать. Иногда бабушка заглядывает. Родители в Нахабине живут, а бабушка с дедом на Юго-Западе.

– Ты учишься или работаешь?

– В Бауманском на втором курсе. А ты?

– Я в медучилище. На третьем. И еще подрабатываю на полставки в доме ребенка.

– И много отстегивают?

– Видно только под микроскопом, – рассмеялась Ира. – Но на пачку пельменей и бутылку пива деньги у меня есть. Сбегаешь?

– Обижаешь. Пельмени в моей морозилке не переводятся. Мама забивает. Яйца есть. За пивом сбегаю. Может, вина купить?

– Купи. Красное. Кагор. Я сладкое люблю.

– Я тоже. Ладно. Пошел. Ты там на кухне посмотри, что где. Готовить умеешь?

– Лучше, чем ты можешь себе представить.

Они ели, пили, рассказывали друг другу смешные истории, как будто прожили вдвоем много лет. Потом Ира вошла в комнату, плюхнулась на маленький диванчик.

– Вот здесь я посплю. Слушай, а в ванне мне можно полежать? Ужасно хочется.

Ира вышла из ванной комнаты в его махровом халате, порозовевшая, с мокрыми волосами. Подошла к зеркалу, потянулась за щеткой, халат приоткрылся. Егор ничего не увидел, потому что у него потемнело в глазах. Он знал, что там, под этим халатом, все, что ему сейчас нужно. Егор обнял ее с неожиданной для самого себя силой. Ира стала вырываться. Она сопротивлялась ожесточенно, почти с ненавистью, отвергала его с отвращением, пока вдруг не зажегся в ней огонь… И с этого момента она умело и сознательно повела его за собой, к немыслимым ласкам, в сладкую муку, к ошеломляющему свершению…

Ира потянулась, затем открыла глаза.

– Привет. Сейчас день или ночь?

– Вечер. Ты не уйдешь?

– До утра – нет.

– Как здорово. Знаешь, мне еще никогда так хорошо не было.

– Знаю. Мне тоже было хорошо. Но я не люблю об этом говорить.

– Давай не говорить.

Он обнял ее, поцеловал в теплую шею, маленькую грудь. И опять в ней сначала возникло сопротивление, затем огонь…

– Хочешь, не пойдем никуда завтра? – вдруг спросила Ира.

– Не могу. У нас несчастье большое в семье. Послезавтра похороны. Надо помочь.

– Кто умер?

– Сестренка двоюродная. Маленькая совсем. Она не умерла, ее убили. Маньяк какой-то. Голову отрезал. В газете писали.

– Это твоя сестра? – Ира села, глаза ее расширились и стали почти черными. – Да ты что?!

* * *

Дина, нахмурив брови, листала замусоленную книжку, которую незаметно вытащила из-под вешалки в квартире бабы Лиды. Редкая бредятина. Сатана, Люцифер, трам-та-ра-рам, жертва. Вот. Нужно прочесть все, что в этом учебнике для психов говорится о жертвах. Чтение ее почти увлекло, она даже не сразу сообразила, что негромкое пиликанье – это звонок ее мобильника, который остался в кармане куртки.

– Я слушаю.

– Дина, это вы? Валентина Петровна вас беспокоит, главврач дома ребенка. Помните, вы у нас фильм снимали несколько лет назад?

– Конечно, Валентина Петровна. Очень рада вас слышать.

– Беда у нас, Диночка. Большая беда. Мальчика похитили. Два годика. Ванечку. Ночью, без взлома, из кроватки. Никто не поймет, как это случилось. Ну, милиция, конечно, разбирается. Но я очень боюсь, что время упустят, а с ним случится что-нибудь плохое. Я всем знакомым звоню. Может, идея какая-то возникнет. А у вас, помню, приятель был. Следователь прокуратуры…

– Сергей там уже не работает, но это неважно. Он поможет. Постарается, во всяком случае. Сейчас же ему позвоню. У него друзья остались в прокуратуре, МУРе. Валентина Петровна, я сделаю, что смогу, не переживайте.

– Я не переживаю, Диночка. Я умираю. Это очень дорогой мне ребенок…