Разорванный август - Чингиз Абдуллаев Страница 9

На утреннем заседании начались выдвижения кандидатов. Было ясно, что имеются два основных кандидата: Руслан Хасбулатов, как креатура самого Ельцина, и Сергей Бабурин, как представитель оппозиции. Неожиданно выдвинули кандидатуру Сергея Шахрая. Сказывалось то обстоятельство, что Хасбулатова не все любили. Его язвительные замечания, высокомерие и частые оскорбительные реплики не нравились многим депутатам. От демократического крыла парламента был выдвинут еще и Владимир Лукин. Появился и никому не известный самовыдвиженец Аржанников. Теперь предстояло определяться по этим пяти кандидатурам.

Начались выступления. В адрес Хасбулатова было высказано немало претензий, выступающие упражнялись в нападках на вице-спикера, понимая, что подобными выступлениями бьют и по позиции нового президента. В выступлениях отмечалось, что Бабурин – «знающий юрист и молодой политик, способный создать подлинный законодательный противовес сильной президентской власти». Сторонники Хасбулатова утверждали, что Бабурин не имеет права вообще баллотироваться, так как является политическим оппонентом всенародно избранного российского президента.

Шахрая назвали политиком «завтрашнего и даже послезавтрашнего дня». Тридцатипятилетний молодой юрист, обладавший явным наполеоновским комплексом из-за своего невысокого роста, прибывший из провинции, родившийся в Симферополе и закончивший Ростовский университет, был почти уверен в своей победе. Через несколько лет он откровенно заявит, что готов даже баллотироваться в президенты России, не понимая, насколько ничтожны были бы его шансы.

Лукина характеризовали как человека высокой нравственности и культуры, знающего четыре языка. Но оппоненты справедливо указывали, что, кроме знаний языков и культуры, необходимы еще и чисто организаторские качества.

Затем все кандидатуры были поставлены на голосование. Бабурин набрал больше всех голосов. За него проголосовали 435, против – 548. Хасбулатов получил только 343 голоса, против – 641. Шахрай набрал всего 124 голоса, против было 859, Лукин сумел получить 71 голос «за» и 912 «против». Аржанников получил только четыре голоса, тогда как 979 высказались против. Было принято решение, что во второй тур выходят Бабурин и Хасбулатов.

На следующий день депутаты утвердили Силаева председателем Совета министров РСФСР и снова не смогли избрать председателя парламента. Во втором туре Бабурин получил 465 голосов, а Хасбулатов – только 405. Стало ясно, что оба политика почти исчерпали свои ресурсы, и за них не готовы голосовать большинство депутатов. После долгих дебатов было принято решение отложить выборы на три месяца, чтобы дать возможность депутатам подумать. Однако все понимали, что подобная уловка была сделана в пользу проигравшего Хасбулатова, ведь формально он оставался исполняющим обязанности председателя, тогда как Бабурин набрал в обоих турах гораздо больше голосов народных депутатов.

Узнав об итогах голосования, Ельцин расстроился и в который раз подумал, что два его самых близких сподвижника вызывают откровенное неприятие у окружающих. Хасбулатов и Бурбулис словно соревновались в том, насколько сильной будет негативная реакция на их выступления. Но пропустить в руководство российским парламентом Бабурина – означало заранее обречь себя на конфронтацию с российским Верховным Советом. Ельцин твердо решил для себя, что будет изо всех сил поддерживать Хасбулатова. Он не мог предполагать, каким кошмаром обернется лично для него избрание этого человека, которое едва не закончится гражданской войной и приведет к человеческим жертвам в октябре девяносто третьего. Но до этого было еще очень далеко.

Ельцин не мог также знать, что поражение его первого заместителя в российском Верховном Совете вызовет неоднозначную реакцию союзных политиков. В этот день вице-президент страны Геннадий Янаев впервые позволил себе сказать Бакланову, что именно он испытывал в Праге, когда подписывал Протокол вместе с пятью другими руководителями восточноевропейских государств.

– Иностранные журналисты просто издевались над нашей делегацией, – пожаловался он Бакланову, – все время спрашивали, как мы реагируем на расширение НАТО. Они расширяются, а мы самоликвидируемся. И при этом еще говорим о новом мышлении.

Бакланов был заместителем председателя Совета обороны и считался одним из высших руководителей страны. Более того, именно ему подчинялся весь военно-промышленный комплекс страны, который он прекрасно знал, работая до этого секретарем ЦК КПСС, курирующим вопросы ВПК, а еще раньше – министром общего машиностроения СССР. Бакланов получал всю военно-политическую и аналитическую информацию, которую готовили и для Горбачева. Но, в отличие от президента, он отчетливо видел и понимал, куда завело страну «новое мышление» Горбачева и абсолютно дилетантская политика бывшего министра иностранных дел Шеварднадзе.

Как человек, допущенный к самым важным секретам государства, он уже имел информацию о том, что руководители восточноевропейских государств, которые с таким воодушевлением говорили о недопустимости создания военных блоков в Европе, уже вели секретные переговоры на предмет вступления их стран в военные структуры НАТО. И это было самым ярким свидетельством полного краха политики, проводимой советским руководством в последние годы.

– Мы уступили американцам в Европе все, что завоевали во время Второй мировой войны, – мрачно сказал Бакланов в разговоре с Янаевым. – Мало того, что сдали Восточную Германию и наших союзников, так еще и умудрились сделать так, что почти все наши бывшие союзники сейчас готовы выступать против нас.

– Я видел, с какой радостью подписывали эти документы Валенса и Гавел, – сообщил Янаев, – и я могу их понять. При коммунистах они сидели в тюрьмах, а сейчас своими руками разрушали блок бывших социалистических стран.

– Вы говорили об этом Михаилу Сергеевичу? – поинтересовался Бакланов.

– Нет, не говорил. Два раза пытался ему рассказать, но он не желает слушать. Я его понимаю, ему неприятны все эти разговоры о нашем поражении.

– А как иначе это назвать? – горько спросил Бакланов. – Вы видели телеграмму венгерского президента по поводу вывода войск?

– Мне дали ее копию, – кивнул Янаев, – я читал и его письмо, и ответ Михаила Сергеевича.

– В газетах уже опубликовали оба письма, – сообщил Бакланов, – а недавно мы узнали, что венгры хотят поставить памятник своему бывшему премьеру Имре Надю, как демократу и человеку, пытавшемуся построить «социализм с человеческим лицом». Сейчас во всех странах бывшего социалистического лагеря подняли голову все, кто так ненавидит нашу страну. А венгерский президент еще вспоминает, как мы их освобождали. Хорошо, что хватило такта не писать о событиях пятьдесят шестого года.

– Они все равно помнят о тех событиях и все время нам напоминают, – вздохнул Янаев. – Я ведь двенадцать лет был председателем Комитета молодежных организаций, а потом еще восемь лет работал в Обществе дружбы и часто ездил в Венгрию. Они до сих пор считают Имре Надя героем и настоящим демократом.

– Нужно было давно рассекретить наши документы, – неожиданно сказал Бакланов, – чтобы они точнее узнали, каким именно демократом и героем был их бывший премьер.