Эффект бандерлогов - Александр Дав Страница 8

Она родилась в семье, где не знали, что есть можно из отдельных тарелок и пользоваться не только ложкой. Мать приехала из-под Рязани, работала всю жизнь уборщицей. Отец – пил и умер рано, не дожив до счастливых дней, когда водка продаётся везде и круглосуточно. Природа наградила её статью, привлекательностью и хитреньким умением дружить со всеми, словно не замечая людских пороков и гадостей, которые преподносят ей знакомые. Простую житейскую истину – «друзей много не может быть», она понимала, как «много друзей не бывает». Страсть к мужскому полу, а скорее жадность ко всему чужому, в данном случае к мужикам, делала жизнь насыщенной романчиками, более похожими на периодические случки. Стоило мужику хоть раз с ней заговорить – и он уже гарантированно с ней переспит, а потом, хоть через год стоило переспавшему позвонить, и она уже готова к встрече, не вспоминая причину расставания и не имея обиды за долгое молчание. Порой окружающие удивлялись, как видная и красивая женщина общается с никчемными, несостоявшимися лодырями и неудачниками, да ещё с непрезентабельной внешностью. Удивлялись не все.

Мужчины, добившиеся положения и имеющие статус (негласный) «завидных», считали неприличным общаться с ней. Но тайно, иногда – общались. Быть очередным «одним из многих», хоть и с красивой бабой, нормальный мужик себе не позволит. Если изредка, в силу каких-то причин, и случались у неё такие мужики, то продолжения такие отношения не имели. Однако Люба пользовалась знакомством и могла иногда попросить одного из случайных «бывших» об одолжении. Помогали. Не желали огласки, видимо, имеющегося факта в их биографии. Подруги тоже любили общаться с ней в «полноги». Но это не помешало ей переспать, хоть по разу, со всеми их мужьями.

Работы толком не имела никогда. Перебивалась временными заработками. В девяностые немного «челночила». Но малоуспешно. Позже торговала, перекупая и продавая. Но, странное дело, была всегда при каких-то доходах. Откуда? Никто не знал. Ходили слухи о её покровителе, которого якобы видели один раз с ней в одном дорогом ресторане. Очень взрослый и серьёзный господин. Но то всё слухи…

Высокая блондинка с тёмными огромными глазами, она излучала вульгарную похоть, хотя и не всегда это осознавая. При детальном рассмотрении легко было заметить и неправильные, почти мужские крупные черты лица, и некрасивые «уши» по бокам бёдер. Но в целом она воспринималась большой и красивой, а точнее, заметной и яркой. Звали её Любовь Кравцова. Отчеством не пользовалась, может потому, что имя отца не очень ей нравилось: Савелий. Любовь Савельевна – не очень звучно, по её мнению, хотя, по мнению других – очень даже «аппетитно» и экстравагантно. Но на вкус и цвет…

Её многочисленные партнёры называли её то Любашей, то Любаней. Иногда Любкой. Многие просто – Люб, или ещё проще – «эта». Вообще, когда о человеке говорят «эта», звучит обидно унизительно, но и подчёркивает самобытность и известность того, о ком идёт речь. Ну, допустим, в определённой компании зашёл разговор. Один говорит: «Вчера был у Этой…» И всем, без лишних слов ясно, о ком речь. Она не сильно скрывала свои многочисленные связи. Мужчины, делившие с ней в разное время любовное ложе, догадывались друг о друге. Люба же умела всё обставить так, что каждый считал другого рогоносцем, чувствуя себя главным любовником. Денег они ей почти никогда не давали, но она крутилась и жила довольно безбедно, подрабатывая частным маклерством и посредническими услугами, пользуясь многочисленными связями и знакомствами. Везде – своя баба в доску. И в пьянке, и в работе. Жила она в маленькой квартирке, но недалеко от центра. Ездила на старом «Пежо», а чаще общественным транспортом, используя время проезда для очередного знакомства с представителями… чуть было не сказал «сильного пола». Скорее, не сильного, а «сального». Вот и в тот день высокая сексапильная блондинка вышла на станции метро «Таганская» и, сверкая радостными глазами, шла, высоко держа голову и играя холёным тугим крупом под плотно облегающей формы юбкой. Последний любовник исчез, не найдя оправданий своему поступку. Даже не позвонил. Любаня две недели маялась одна, и её эгоистичное «я» жаждало новых отношений или новых ощущений, а неуёмная натура – горячих впечатлений. А скорее, удовольствия от того, что украла у другой, которой мужик принадлежит. Она шарила глазами, ища взгляда мужчин везде: сидя в вагоне метро, стоя в очереди за колбасой или заправляясь бензином на бензоколонке. Пока – голяк! Не клюют. Она старела, плохо замечая это. Поэтому объясняла себе уменьшение числа любовников простыми женскими доводами. «Мужики в Москве перевелись, а оставшиеся выродились. Ну, ладно, альфонсы, а то ведь и эти – то пьют, то под «хвост» балуются. Называют себя загадочно «нетрадиционными изгоями». Эдакие – непризнанные «гении голубого секса и неординарные личности, непонятые гопниками и снобами средь «постсовдеповского» закомплексованного люда». Те мужики, кто получше – заняты. Имеют помимо жены любовницу, иногда не одну, или кучу домашних – дочерей, сестёр, мам, тёщ и всякого другого «нашейного» бабьего стада. Не подступится! Заклюют! Но сегодня Люба решила – во что бы то ни стало закадрить хоть какого мужичонку. Не для души, так – «на раз-два».