Что скрывают красные маки - Виктория Платова Страница 8

Просто потому, что никуда не спешим.

Иногда, вместо того чтобы шляться по улицам, мы отправляемся в подвал (у Осы есть ключи от подвала) и болтаем, сидя на старых, полуистлевших коврах. Вернее, в основном болтает Оса, нам же с братьями-неразлучниками остается только слушать его.

Оса мечтает перебраться из Шахрисабза в латиноамериканскую страну Колумбию и заделаться наркобароном. Подойдут и Италия с Америкой (там тоже припеваючи живут наркобароны), но все равно нужны деньги. Много денег.

— Много — это сколько? — спрашивает практичный Улугмурод.

— Почем я знаю. Тысяч пять. Или десять.

— Рублей? — уточняет Орзумурод.

— Дурак, да? — Оса смеется. — Кому нужны рубли в Америке? Долларов.

— Доллары в Самарканде можно достать. Или в Ташкенте, у иностранцев. — Это снова Улугмурод, он проявляет завидную осведомленность.

— Так много не достанешь. — Теперь уже осведомленность проявляет сам Оса.

— И что делать?

— Сидеть на жопе ровно!

Произнеся это, мой новый покровитель смеется. А затем переключается на меня:

— А ты что скажешь?

— Не хочу я в Америку. Мне и здесь хорошо.

— Скоро будет плохо. Всем людям будет плохо, все с ума сойдут. Так биби ^[8] говорит. А еще она говорит, что ты — ангел.

Я не знаю, как реагировать на эти слова. В отличие от Улугмурода и Орзумурода — они бьют друг друга по плечам и толкают в бока. И хихикают. Наверное, мне тоже следовало бы улыбнуться, но я просто смотрю на Осу. А Оса смотрит на меня. Черты его лица то и дело теряются за клубами легкого дыма: все находящиеся в подвале курят анашу.

Кроме меня.

— Ну, чего? Дунешь, майда?

— Пусть сначала у мамочки разрешения попросит.

Так подначивают меня Орзумурод и Улугмурод — каждый по-своему и хихикая все громче: анаша веселит их. А Осу делает чрезмерно сентиментальным, отсюда и разговоры о биби и ангелах. Отсюда разговоры о деньгах и о счастливой наркобаронской жизни в Колумбии, тебе бы там понравилось, майда. Странно, что он все время обращается ко мне, представляя наш побег из Шахрисабза как дело решенное. При этом в рассказах Осы о счастливой заграничной жизни фигурируем только мы, братья остаются здесь, в Шахрисабзе, на пыльных подвальных коврах. Орзумурода и Улугмурода это не обижает; или они слышат совсем другие истории, заключенные в спичечном коробке с анашой.

— Что знаешь ты и не знаю я? — иногда спрашивает у меня Оса.

Рассказывать ему о галактиках — бесполезно. О полете и путешествиях во времени — не хочется, это только моя тайна. И потому я вежливо пожимаю плечами.

— Может, точно знаешь, когда я помру? Как Домулло?

Я пожимаю плечами еще вежливее. И вообще — веду себя с достоинством, мама бы гордилась таким сыном.

— А если я знаю что-то такое, чего не знаешь ты? — Оса все никак не может успокоиться. — Про тебя. Этого еще не случилось, но уже случилось. Думаешь, так не бывает?

— Бывает.

Оса подползает ко мне и крепко ухватывает пальцами за подбородок.

— Умный, да? Сам-то не боишься умереть?

Еще никто не разговаривал со мной о смерти, не сталкивал лбами меня и ее. Все мамины истории о родителях и остальных родственниках выглядят так, как будто они просто ушли. Оставили нас, осторожно прикрыв дверь за собой. Отстали от поезда, на котором мы едем куда-то. Но (какие же они все-таки чудесные люди!) дали телеграмму со станции: «С нами все хорошо! Доберемся следующим составом и будем на месте раньше вас. Не волнуйтесь!»

Вот никто и не волнуется.

Я тоже не выказываю никаких признаков волнения, хотя мне не нравятся пальцы Осы: они желтоватые, покрытые заусенцами и жесткие, как наждак. Между указательным и средним вытатуирована буква «С» — неаккуратная, расплывчатая.

— Не боишься, а? — снова переспрашивает Оса.

— Нет.

Я не вру. Нельзя же всерьез опасаться телеграммы. Синюшной буквы между пальцами, которая не в состоянии сама позаботиться о себе. Но даже если бы было что-то более страшное…

Это совсем не страшно.

Откуда я знаю это? Просто знаю, и все. Всегда знал. Как дурные слова, которые сейчас произнесет Оса. Он и произносит:

— Джаляб! Сс-сука!

— Навалять ему? — интересуется Улугмурод.

— Я тебе наваляю. Сам у меня будешь кровью харкать. — Процедив это, Оса вновь сосредоточивается на мне. — Мы друзья, майда. Ведь так?

Маленькая красноголовая птица — вот чьим другом мне хотелось быть. Я до сих пор вспоминаю о ней, а заодно — о полусгнивших мягких листьях, бледных корешках и таких же бледных насекомых. Если смерть — это поиски птицы с обязательным счастливым воссоединением в конце, я готов отправиться в путь немедленно. Осталось только придумать ей имя, чтобы окликнуть, когда мы встретимся.

* * *

…Маймун ^[9].

Непонятно, откуда возникает история о нем. Подобно дыму, окутывающему кудлатую голову Осы, он вплетается во все наши разговоры, всплывает то тут, то там. Маймун всемогущ и вездесущ, для него нет ничего невозможного — так это выглядит в изложении Осы. Иногда мне кажется, что он — один из недосягаемых колумбийских наркобаронов, о которых грезят мои новые приятели. Но чаще Маймун предстает в образе черной дыры, расположенной в галактике NGC4889 в созвездии Волосы Вероники. Туда уже затянуло Осу, хотя и не окончательно: время от времени он вырывается из оков чудовищной гравитации с каким-нибудь трофеем.

Например, часами.

Новенькие «котлы» сверкают на запястье Осы ничуть не хуже солнца или, скорее, луны: серебристо-белые, с тремя хронометрами на циферблате и множеством насечек на ободке.

— Настоящие швейцарские, — торжественно сообщает Оса. — Фирма «Тыссот», сс-сука!

Улугмурод и Орзумурод потрясены, они пытаются приблизиться к часам, но тут же получают отповедь владельца:

— А ну, не лапать!

Удивительно, но ко мне Оса гораздо более снисходителен:

— Хочешь посмотреть, майда?

— Не знаю.

— Дурак, что ли? Они одни такие. Во всем Шахрисабзе.

Оса склонен к художественным преувеличениям, но тут он вряд ли врет: пыльный, изнывающий от зноя Шахрисабз — совсем крошечный городишко. Ничего примечательного в нем нет, за исключением центра, где все связано с великим воином и правителем Тамерланом. И базара Чорсу, куда мы с мамой ходим по воскресеньям. А теперь еще появились и часы неизвестной мне швейцарской фирмы «Тыссот». Не удивлюсь, если они взойдут над руинами дворца Ак-Сарай сегодня же ночью, заменяя луну: такие они ослепительные.