Уж замуж невтерпеж - Ольга Степнова Страница 8

– Не, – сказал водила, – мне за это не платят. Мое дело баранку крутить. А конфеты таскать я не нанимался.

– Я нанималась! – Деля со злостью схватила одну коробку и, пошатываясь на огромных каблуках, помаршировала за Толиком.

– Господи, – вздохнула Сорокина, – знала бы я, чем мне придется заниматься!

Коробку она не взяла, у нее были каблуки и очень короткий свингер из чернобурки.

– Слушай, – сказала мне Жанна, одергивая на себе небесно-голубую дубленку, – у тебя самая подходящая форма одежды для поднятия тяжестей.

И она ушла, бормоча: «Вкусная и сладкая, белошоколадная. У меня внутри орешка, съешь меня и будет, будешь...»

Я вздохнула, взяла коробку, и под насмешливым взглядом водителя потопала за ними. От коробки так одуряюще пахло шоколадом и еще чем-то вкусным, что я вспомнила, что с утра, кроме жидкой манной каши ничего не ела. Правда, в агентстве я заскочила в местный буфет, но цены там так меня поразили, что я, понюхав вкусный воздух, оттуда сбежала. Теперь я тоже нюхала воздух, он пах шоколадом, печеньем, и еще чем-то, чем пахнет только в Новый год.

Идти пришлось долго, по каким-то переходам, коридорам, и лестницам.

Потом мы долго примеряли костюмы. Заяц и правда оказался мне великоват, но Толик и Деля, вооружившись булавками что-то где-то подкололи, загнули, и я смогла свободно двигаться, не путаясь в лапах.

Сорокина, поругиваясь, влезла в узкий, длинный коричневый чехол, закрывавший полностью лицо, и не дававший свободно передвигать ногами. Для глаз и рта в нем были маленькие прорези. Сорокина фыркала сквозь них, чихала, и в сотый раз сообщила всем, что она не актриса ТЮЗа, а модель.

Зато Жанна костюмом осталась довольна. На ней красовалось суперкороткое белое платье, открывавшее чулки на ажурной резинке, на ногах были высокие белые сапоги, а на голове белый капор. На мой взгляд, она больше подходила для танца кан-кан в ночном клубе, чем для детского праздника.

Детей был полный зал, заиграла музыка и Деля вышла на сцену. Она оказалась прекрасной ведущей, дети перестали носиться между рядами и затихли, слушая ее приветственные речи.

– На сцену, девицы! – шепнул Толик. – И от души работаем, от души! Помните, клиент хорошо заплатил!

Сорокина что-то забубнила в своей трубе, и еле переставляя ноги в узком одеянии, засеменила на сцену. За ней попрыгала я, Жанна вышла последней.

– А вот и наши сладкие герои! – радостно воскликнула Деля в микрофон.

– Да, – вдруг не по тексту громко заявила Сорокина.

Тут я поняла, что понятия не имею, в какой последовательности мы должны играть свои роли.

– Во мне много карамели! – вдруг чересчур громко закричала Сорокина, и мелко-мелко передвигая ногами, быстро пошла вперед.

– Меня нет вкусней на свете!

Она зачем-то замахала длинными худыми руками, видимо, старательно выполняя наказ Толика работать «от души».

– Жуй меня, кусай меня...

– Стой! – крикнула Деля, но было поздно. Сорокина рухнула в оркестровую яму. В яме были инструменты, поэтому последовательно послышались звуки барабана, тарелок, гул контрабаса и других струнных инструментов. Зал захлебнулся детским хохотом и аплодисментами.

– Черт, – тихо ругнулась Деля, и подскочив к яме спросила:

– Верка, ты в порядке? Сиди там, как-будто так и надо! Дети! – закричала она бодро в микрофон. – Наша палочка такая вкусная, что ее утащил, ее съел... кто, дети?

– Контрабас! Барабан! – закричали дети.

– Дирижер! – басом закричал чей-то папа с первого ряда.

– Я кто? Я кто? – услышала я над ухом панический шепот Жанны.

– Ты конфетка Белоснежка! – тихо подсказала я.

– Ты конфетка Белоснежка! – выкрикнула Жанна.

– Я? – испугалась Деля.

– Да не вы, а она! – я устала от интенсивного шепота. – Вкусная и сладкая, белошоколадная!

Нашему дебюту грозил полный провал.

– У меня внутри орешка! – вспомнила Жанна. – Съешь меня и будет... и будешь... Хрюшкой! – выдала она вдруг версию Сорокиной.

Зал застонал то хохота.

– Кошмар! – зачем-то в микрофон сказала Деля и схватила за юбку Жанну, которая как зомби быстро пошла к оркестровой яме. Из ямы выглянула труба с прорезями для глаз и вежливо спросила:

– Можно я текст договорю?

Деля странно хрюкнула и споткнулась о длинный шнур микрофона. Дети от хохота посползали с кресел на пол. Я поняла, что нужно спасать представление и так запрыгала по сцене, изображая зайца, что из-под ног полетела пыль.

– Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец, я сладкий на все сто. О, о, о! – пропела я и решила, что нужно сделать какой-нибудь трюк, чтобы отвлечь внимание от Дели, запутавшейся каблуками в шнуре. Я сделала сальто, свое фирменное сальто, но никогда раньше я не делала его в костюме зайца. Поэтому не учла, что у зайца длинные уши. Я наступила на них и с грохотом свалилась на бок. Зал уже не смеялся, он судорожно хрипел. Но я не сдалась и сделала вид, что не упала вовсе, а просто зайцу весело, он кривляется. Перевернувшись на спину, я задрыгала ногами.

– Можно я договорю текст? – спросила настырная Сорокина из ямы.

– Ха-ха-ха! – закричала я, стараясь спасти положение.

– Съешь меня и будет фишка! – вспомнила Жанна вдруг трудное место сценария.

– Друзья! – жалобно сказала Деля в микрофон. – Мы объявляем конкурс!

– Жуй меня, кусай меня, лижи, люби только меня! – не унималась Сорокина в яме.

Дети захлопали, и чей-то папа с первого ряда рассмеялся громким соло.

– Друзья, – постаралась перекричать Сорокину Деля, – Кто придумает лучшее название для новых конфет? Это необычные конфеты. Внутри у них шоколадное суфле, а сверху белая глазурь. Заяц, ну-ка принеси конфеты!

Я подскакала к огромному столу, на котором живописно была расставлена вся продукция фабрики и взяла большой прозрачный пакет с конфетами.

– Напишите на бумажках свои названия, а Белоснежка соберет их у вас! – вещала Деля. – Иди!

Она подтолкнула Жанну в спину.

– Победителю – главный приз от фабрики «Кондитер»!

– Можно я выйду? – спросила из ямы Сорокина.

– Уймись и заткнись, – зашипела на нее Деля.

– Можно! – громко сказал папа с первого ряда.

Жанна пошла между рядами с подносом собирать записочки.

– Объявишь победителем написавшего в записке название «Снежинка», – шепнула мне Деля.

– Вылезай, вкусная! – позвал папа Сорокину.

– Я сама не могу, – пожаловалась Сорокина. – У меня одежда очень узкая! И я за что-то зацепилась.