Мэри, или Танцы на лезвии - Марина Крамер Страница 8

– Не реви, – мрачно проговорил Иван, лицо которого выражало вселенскую скорбь. – Ничего страшного, как сможешь – начнем потихоньку...

– Не начнете! – решительно отрезал Костя. – Пока врач не разрешит – ничего не начнете!

– Да кто вы такой, в конце концов? Что вы тут распоряжаетесь, как будто она ваша жена? – возмутился Ванька и наткнулся на жесткий взгляд карих глаз.

– Решит – и будет жена. А тебе я все объяснил, можешь гулять пока.

Только жуткая боль в руках и спине не дала мне возможности выразить свое негодование, да еще слезы, залившие все лицо. С одной стороны, я понимала, что Костя прав: если я физически не смогу – то зачем изнурять себя тренировками, которые все равно не принесут результата? Но с другой... он действительно ведет себя так, словно я принадлежу ему.

– Так, все, давайте девушку на носилки – и в машину, – распорядился врач, вставая. – Укольчик сделаю, чтоб не так болело, – обратился он ко мне и вынул из чемоданчика шприц и ампулу.

Укола я почти не почувствовала, зато когда Костины охранники начали перекладывать меня с пола на носилки, все тело пронзила острая боль. Я закусила губу и зажмурилась.

Когда меня выносили из раздевалки, я услышала, как в толпе танцоров, заполнившей коридор, кто-то произнес:

– Ну вот, спеклась Лащенко.

В ответ что-то рявкнул Иван, ему ответили, слово за слово – завязалась перепалка, но я уже не разбирала, кто и что орет, в голове засела только эта фраза. Мне показалось, будто я узнала голос, и принадлежал он Наташке Красовской, которая полгода назад неожиданно позвонила Ивану и предложила встать в пару с ней. Обещала взамен спонсорскую помощь в поездках и семинарских занятиях, однако мой партнер только посмеялся и заявил, что танцевать с ней он станет только при условии, что я выйду замуж и рожу пятерых детей и мне некогда будет тренироваться. Возможно, теперь все изменится...

Костин врач приехал на микроавтобусе, оборудованном как машина «Скорой помощи», только без красных крестов по бокам. Носилки поставили туда, Костя забрался следом, и я спросила:

– Ты что же – со мной поедешь? Зачем?

– Я хочу убедиться, что с тобой все будет в порядке.

– Меня ведь в больницу везут, там мой друг работает...

– Тебя не повезут в обычную больницу, – отрезал он решительно. – Не хватало еще.

– А... куда?

– У Мити частная клиника, он отличный хирург, так что я ему доверяю. И прошу тебя – не говори ничего, доверься мне, пожалуйста. Я не хочу тебе плохого. – Он осторожно погладил мои пальцы. – Ты ведь знаешь, что я все для тебя сделаю.

– Позвони Максиму, он будет волноваться, – попросила я, понимая, что никуда он не позвонит, и не ошиблась:

– Нет. Потом сама позвонишь, если захочешь. А сейчас, пожалуйста, полежи спокойно. С тобой все будет в порядке, поверь мне. Я не стану тебя насильно удерживать, Мария. Я все понимаю и подожду, пока ты сама захочешь остаться.

Если бы у меня были силы смеяться, я непременно сделала бы это, потому что никак не могла представить ситуацию, при которой сама захотела бы остаться с этим человеком. Мы настолько разные, как могут разниться огонь и вода, и не знаю, что должно произойти, чтобы мы были вместе.

Максиму я позвонила, лежа на вытяжении в небольшой палате маленькой чистой частной клиники где-то за городом. Телефон мне оставили, и я, превозмогая жуткую боль, кое-как донесла трубку до уха. Макс ответил раздраженно:

– У тебя срочно что-то? А то мне нужно к больному.

– Прости... я на минутку... Словом, я в больнице, Макс, ты не волнуйся...

– Что?! – сразу стал озабоченным голос Максима. – В какой больнице, что с тобой?

– В частной, за городом... у меня смещение шейного позвонка, положили на вытяжку...

– Мария, что происходит? – загремел мой любимый мужчина. – Как ты в частную клинику попала, что за травма вообще?!

– Это долго рассказывать... – уклонилась я. – Ты приезжай ко мне, когда сможешь, и поговорим.

Максим пообещал приехать после дежурства, то есть не раньше, чем к завтрашнему обеду, но и это хорошо – мне будет легче, когда я его увижу, он посмотрит, что со мной, может, все и не так страшно, как говорит доктор Митя.

...Макс прорвался ко мне – в буквальном смысле прорвался через охрану внизу – только к обеду воскресенья. Нервный и всклокоченный, он сразу прекратил злиться, едва глянув в мою сторону. Видимо, выглядела я на самом деле по-сиротски в чужой ночной рубашке, в плотно обхватившем шею и голову шлеме, к которому был прикреплен груз, заставлявший позвонок встать на место.

– Мария... Господи, что произошло? – озабоченно выдохнул Максим, осмотрев конструкцию и поняв серьезность положения.

Я вкратце рассказала, что случилось, но он поморщился:

– Слушай, неужели ты всерьез думаешь, что тебе кто-то подрезал супинаторы? Ну ведь бред же, Мария, просто бред!

– Бред?! А то, что я лежу тут в этой фигне и руками едва владею – это не бред? Ты мне не веришь?

Он промолчал. Не верит... Значит, не верит, думает, что я скрываю что-то... Господи, ведь я так потеряю его, просто потеряю – и все! Как мне доказать ему, чем?

– Максим... позвони Ивану, он тебе расскажет.

– Я тебе Шерлок Холмс, что ли? Я вот вижу факт тяжелой травмы, пусть не опасной для жизни, но тяжелой. И мне неважно, где и как ты ее получила, важно, как тебя лечить. Кстати, как ты очутилась в этом санатории тюремного типа? Тут ведь охрана чуть не на каждом метре? – поинтересовался он, поправив одеяло, сползшее с моих ног.

Я только вздохнула. Если сейчас скажу о Косте – будет новый взрыв. Я раньше не подозревала, что Максим может быть таким ревнивым и злобным. Хотя... наверное, любой мужчина не был бы в восторге, если бы его женщину обхаживал кто-то еще – пусть даже она на это не реагирует положительно. А я? Как, собственно, я реагирую на это, а? Ведь могла твердо заявить: везите меня обычной «Скорой» в городскую больницу – и все. Но я же промолчала – значит, в душе одобрила... Черт... Ну почему я никак не научусь жить, не копаясь в себе, не выискивая противоречий, не рефлексируя? Почему мне нужно усложнять все? Процесс самокопания увлекал меня еще с детства, я всегда искала в себе причины каких-то неудач или успехов, каких-то чужих реакций на мои слова или поступки. Возможно, это следствие того, что на подруг времени не было, а в клубе ни с кем особо задушевно не дружила. Зато любила вести всякие дневники, тетрадочки, куда записывала свои и чужие мысли, цитаты, стихи. Вот там я была настоящая... Мне иной раз очень хотелось показать эти тетради Максиму, но я никак не решалась – а вдруг не поймет. Посмеется, осудит? Его реакция была важна мне, я боялась выглядеть в глазах любимого глупой или наивной. Хотя, возможно, если бы он прочитал это все, то ему было бы намного легче общаться со мной, понять и принять.