Возвращайся! - Александр Аде Страница 8

– Как я понимаю, Москалев – президент АО «Сила судьбы»?

– Верно.

– Это он предложил сделать торговый центр в виде пирамиды?

– Вот уж и не вспомню. Мы предварительно обсудили разные варианты. Пирамида всплыла как бы сама собой.

Что ж, Слава Никитин, возможно, и так. И все же – а вдруг в городских слухах есть хотя бы малая толика сермяжной правды, и за этой коммерческой точкой действительно стоит бандит Хеопс? Надо выяснить.

И я опять напеваю свою песенку:

– А если все-таки напрячь память? Чья была идея?

Никитин в задумчивости вытаскивает трубку изо рта, с шумом выдыхает ароматный дым.

– Рад бы ответить, но… Разговаривали, прикидывали так и этак. И – раз! – пирамида… Поймите, я сейчас борюсь с искушением присвоить первенство себе. Все-таки, как ни крути, здание не рядовое, войдет в градостроительную историю города.

– А его построят? – сомневаюсь я.

– Москалев продавит. Это не человек, бульдозер… Но кто же предложил пирамиду?.. – Он даже зажмуривается, добросовестно пытаясь вспомнить. – Должно быть, все-таки я.

– И Москалев тотчас ухватился?

– Да вроде бы нет. Сказал, что мысль интересная, можно попробовать. В общем, мы с ним наметили четыре или пять вариантов здания. В том числе и пирамиду.

Небрежно машу рукой.

– Какая, собственно, разница, кому первому пришла в голову пирамида? Ровно никакой… Да, кстати, чтобы покончить с этой темой: кто – кроме вас и Москалева – участвовал в обсуждении?

– Только двое. Он и я…

Мы еще немного болтаем. Архитектор отвечает охотно, явно ничего не скрывая.

Спрашиваю, не может ли он познакомить меня с Москалевым?

– К сожалению, не смогу, – сокрушенно вздыхает Слава Никитин. – Уж извините. У меня с вышеуказанным господином не те отношения… Нет, мы довольно-таки тесно сотрудничаем, и этот торговый центр – не первая наша совместная работа, но отношения чисто деловые. Ничегошеньки личного… Ну, желаю успеха…

Он протягивает большую сильную ладонь. Такая должна быть скорее у пролетария или крестьянина, чем у человека, который – в рабочее время – не держит в руке ничего тяжелее карандаша.

* * *

Как бы мне проторить дорожку к президенту АО «Сила судьбы»?

Добравшись до дома, покидаю прокаленную солнцем «копейку», тащусь в раздолбанном лифте на восьмой этаж. В душной, с распахнутыми окнами и балконной дверью квартирке ненасытно опорожняю кружку ледяного пива, растягиваюсь на диване и принимаюсь ломать башку в поисках ответа. Но ни до чего путного не додумываюсь.

Наконец, поморщившись, заставляю себя позвонить своей первой жене Марине, хотя что-то внутри меня сопротивляется изо всех сил. А почему? – понятия не имею. Так не хочется звонить, если б кто знал!

Но надо.

– Привет, Марина. Это Королек.

– Сколько лет, сколько зим! – насмешничает она. – Не балуешь ты меня общением со своей королевской персоной. Заважничал… Погоди, когда мы в последний раз виделись?

– В 2007-м.

– Ах, да, верно. Четыре года назад. Зимой. В то время ты был красивым и холостым. А сейчас?

– Окольцован, – отвечаю небрежно. И сам удивляюсь тому, как ликует мой голос.

– Вот как… – повисает пауза. – И все-таки – почему не звонишь?

– Не хочу дразнить твоего благоверного. Небось, ревнует тебя бешено. А у меня нет желания быть причиной ваших ссор.

– Успокойся. Рудик – человек вполне уравновешенный и рациональный. Он знает: я его никогда не предам.

– Похвально. Раз уж речь зашла о твоем муже, у меня к нему просьба…

– Давай-ка встретимся завтра, – нетерпеливо прерывает меня Марина, – тогда и поговорим.

* * *

Центр нашего городка – беспорядочное скопище старинных особнячков, унылых конструктивистских коробок, имперских «сталинок» и современных стекляшек, такое разномастное, разностильное, что у приезжих разъезжаются глаза.

Особенно он хорош летом, поздней весной, ранней осенью и под Новый год. В последнем случае – в снегу, мраке и огнях – он кажется игрушечным, пряничным, сказочным, отчего сладко сжимается сердце. Еще раз подчеркну: я имею в виду самый центр города. Что касается окраин, то они стандартны и нелюдимо мрачны. Жить в них неуютно и страшновато.

Неторопливо двигаюсь по набережной пруда, любуюсь вспыхивающим серебром воды, радуюсь упругой легкости своих исцеленных ног. Не хочется никого видеть, не хочется ни с кем говорить, только думать о своем – о том, что вроде колышущегося тумана плывет в черепке.

– Королек!

Поворачиваюсь на голос и вижу Марину, загорелую, в футболочке цвета юной листвы, новеньких васильковых джинсах и белых босоножках, конечно же, на высоком каблуке.

– Мы остановились на том, что ты женился. Кстати, извини, забыла тебя с этим поздравить… Кем работает твоя избранница?

– Она архитектор.

– Молоденькая?

– На одиннадцать лет старше меня.

В ее глазах вспыхивает неподдельное изумление, смешанное – или мне это только кажется? – со сдержанным ликованием.

– Вот как… А дети у вас есть?

– У Анны была дочь… Погибла, – нехотя говорю я.

– Вот как… – повторяет она задумчиво, что-то для себя уясняя. – Значит, ее зовут Анной…

Должно быть, ей хотелось похвастаться передо мной свое дочуркой, но теперь как будто неловко. Мы оба молчим.

– Итак, Анна старше тебя на одиннадцать лет. Уверена, что она красива, иначе бы не было смысла… Опиши мне ее, – требует Марина.

– Внешне она немного похожа на тебя, – говорю я.

И внезапно понимаю, что так оно и есть. Как я прежде этого не замечал? Тот же рост, та же гордая посадка головы (только Анна чуточку сутулится, а Марина держится, словно английская королева). Та же шапка темных волос. Обе благородно красивы.

По словам некоего любителя прекрасного, Анна похожа на знаменитую французскую актрису Анук Эме. А кого напоминает Марина? Овальное лицо – увы, со вторым подбородком, римский нос, надменные полные губы…

– Считается, – заявляет Марина, – что каждый представитель сильного пола предпочитает определенный тип женщины. Может быть, и так, не стану спорить, но лично ты – всеядный… Не спорь. Это мне доподлинно известно. И надо же: обе твоих любви – первая и последняя – оказывается, похожи. Что наводит на размышления… Пройдемся?

И мы идем без цели – два человека, которые когда-то были родными, да и теперь вроде бы не совсем чужие. Старые добрые знакомые. И нам нечего сказать друг другу.

– Чем занимаешься? – спрашивает Марина.