Три смерти Коломбины - Наталья Солнцева Страница 8

В последний год кое-что изменилось. Не то наступило затишье в душе Феоктистова, не то он выдохся, – возраст, как ни крути, почки, сердечко, давление, избыточный вес опять же… Словом, банкир угомонился, перестал стрелять глазами за каждой юбкой и облизываться при виде кругленькой попки и длинных ножек. И вот новый всплеск.

«Рано в расход списали босса, – думал Таврин, стоя за его спиной и переминаясь с ноги на ногу. Он был щеголем, и вместо теплой обуви носил модную, что иногда доставляло неудобства. – Феоктистов еще в силе. Ишь, как его разбирает!»

– Прекрасная беседка, – вдруг сказал тот, поворачиваясь к начальнику охраны. – Но в негодном состоянии. Капитальный ремонт нужен, реставрация. Колонны облупились, свод потрескался…

«Тебе бы тоже не помешала реставрация», – отметил про себя Таврин.

Никто не спрашивал его мнения, поэтому он сдержанно улыбнулся и слегка наклонил голову. Ожидаю, мол, дальнейших указаний.

– Видишь постамент? – Феоктистов указал пальцем на середину беседки. – Здесь раньше статуя Амура стояла. Из мрамора. А теперь – пустой пенек. Безобразие…

Таврин научился читать мысли босса, тем более, что у Феоктистова они текли в одном направлении. Не зря он заговорил об Амуре.

– Ну, как она – хороша?

– Хороша, Игорь Владимирович.

Таврин знал толк в женщинах. Он был женат, но позволял себе связи на стороне.

– Ты гляди у меня! – погрозил пальцем толстяк. – И думать не смей! В порошок сотру… Видишь, болота в низовье? Туда если труп бросить, нипочем не найдут.

Таврин напрягся. Молодой охранник вздрогнул, по его накачанному телу побежали мурашки. Он старательно разглядывал кору на ближайшей березе, жалея, что не отошел подальше.

– Она опасная женщина, Игорь Владимирович, – прошептал Таврин, наклоняясь к боссу. – Может быть, не сто́ит…

– Ты кто такой, чтобы меня учить? Твое дело – мои приказы выполнять! Стоит, не стоит… Что вы понимаете, сопляки? Все в жизни чего-то да стоит, только мало кто истинную цену знает. А еще меньше способных заплатить…

* * *

Камышин

Матвей натопил баню. В парной висел горячий травяной туман. Здесь все было деревянное, душистое: стены, пол, полоток, настилы, бочка с водой, бадейка, ковш для обливания – и он в очередной раз порадовался, как хорошо тут все устроил.

– Ну, все, иди… – выпроваживала его Астра. – Я сама буду мыться.

– Не угоришь?

– Постараюсь.

– А веничком кто по тебе пройдется?

Его взгляд остановился на сумке, которую она захватила с собой в предбанник, и его брови поползли вверх.

– Ты что, взяла с собой зеркало?

– Да, взяла. Для гадания. Оказывается, гадать надо ночью, в бане, нагишом. Мне Катя рассказала.

Катя – двоюродная сестра Астры по линии матери – недавно приезжала из Богучан в Москву: погостить, повидаться с родственниками. Ей представили Матвея как будущего зятя Ельцовых.

– Мужчинам можно присутствовать? – на всякий случай спросил он, уже предвидя отрицательный ответ.

– Ни в коем разе! Давай выходи отсюда. Мне нужно приготовиться.

– Девушки хотят суженого в зеркале увидеть. А тебе зачем гадать? Я твой суженый!

– С чего ты взял? Мы просто играем… в жениха и невесту.

Она бывала невыносима. Матвей старался не выказывать разочарования.

– Ты уйдешь или нет?

Он нехотя удалился. Оставшись одна, Астра отчего-то погрустнела, вздохнула. Что ей хочется узнать с помощью гадания?

Сняв с себя всю одежду, она достала зеркало и установила его на деревянной столешнице. Зажгла две свечи по бокам, села напротив… Золотистая венецианская амальгама слепила, отражая язычки пламени. У Астры перед глазами поплыли радужные круги… Может быть, от горячего влажного воздуха ей стало нехорошо. «Не надо было отпускать Матвея… – запоздало пожалела она. – Грохнусь в обморок ненароком и точно угорю».

Старинная бронзовая рама в завитушках делала зеркало похожим на картину в багете – только вместо изображения клубился какой-то туман.

– Это пар… – прошептала Астра.

Ее бросило в жар, а в раме действительно появилась картина – смутная, размытая. Дама в напудренном парике, в пышном платье с кружевами и оборками, улыбаясь, слушала любезности Арлекина. На ней была темная маска, Арлекин свою держал в руке. Он склонился к даме и говорил ей на ушко что-то приятное или смешное… Чуть в отдалении под сенью деревьев кружились в танце пары, в ночном небе рассыпался огнями фейерверк…

– Я знал, что тебе станет дурно с непривычки, – проговорил Арлекин и брызнул ей в лицо холодной водой. – Вижу, что зря послушался и ушел. Тебе совсем плохо.

Конечно, никакой дамы и Арлекина в помине не было. Астра сидела на лавке, в чем мама родила, а в зеркале отражались две свечи. Матвей деликатно набросил на нее полотенце и протянул кружку с квасом.

– Пей… полегчает.

– Я видела красавицу и Арлекина.

– Вспомнился Новый год? У меня тоже еще свежи в памяти Алина-Коломбина и Степа-Арлекин. [6]Колоритная парочка.

– Это не то… – вяло возразила Астра.

Матвей имел в виду супругов Бутылкиных, с которыми они познакомились на недавней вечеринке в доме Борецкого. Бутылкины нарядились в костюмы итальянской комедии масок, но вели себя как русские муж и жена: он стрелял глазами по молоденьким девушкам, она ревновала и одергивала его.

– Степан и Алина поехали в Венецию. На карнавал.

– Не пропадать же костюмам? – съязвил Матвей. – Небось, кучу денег угрохали!

– Дама и Арлекин… – пробормотала Астра. – Есть такая картина? Или я что-то путаю?

После дела о «загадках Сфинкса» у нее пробудился интерес к живописи – она бродила по музеям, покупала глянцевые иллюстрированные альбомы.

– Искусство – особый мир, – говорила она. – Раньше я его почти не замечала. Он существует параллельно с нашим.

Матвей, который разбирался в искусстве на уровне интеллектуального минимума, необходимого, чтобы слыть образованным человеком, с удивлением обнаружил – картины и скульптуры перестали навевать на него скуку, наоборот, он как будто возвращался к забытому увлечению.

Однажды, любуясь вместе с Астрой пейзажами Шишкина в Третьяковке, он вдруг заявил:

– Петру I нравились картины фламандской школы – приморские места и гавани с парусными судами. Именно он завел в России обычай собирать картины и украшать дворцы и парки статуями. Подражая царю, так начали поступать и вельможи.