Чарующий город - Лаура Липман Страница 8

Тесс на мгновение смутилась, думая, что голос на том конце трубки спрашивает о состоянии Спайка, но тут же поняла, что речь идет об Эски.

— Думаю, совсем недавно. Она не знает, как подниматься по лестнице.

— Он отсюда?

— Вы имеете в виду собаку? Я не знаю.

— Вы говорите, пса приобрел ваш дядя? Как его имя?

— Спайк Оррик.

— Это имя мне ни о чем не говорит, хотя если в Балтиморе появляются желающие взять борзую, то они чаще всего обращаются в наш питомник, ибо он единственный в штате, — голос в трубке внезапно стал сухим и официальным. — Вы точно уверены, что он приобрел собаку официальным путем? Это несложно проверить. Прежде чем вы возьмете собаку из питомника, она должна быть стерилизована, это обязательное условие. Собака сейчас рядом с вами? У нас есть специальная система идентификации, вам просто надо…

Тесс поспешно положила трубку. Кого она пытается обмануть? Спайк ничего и никогда не делал официальным путем. Если бы Эски умела говорить. Если бы Спайк мог говорить.

Но звонок в больницу уничтожил эту надежду: Спайк — в коме, прогнозы врачей крайне неопределенны.

«Что еще может так быстро заканчиваться, как весенний день? Только весенний день в Балтиморе, когда солнце действительно светит, а не прячется за тучами», — думала Тесс, заходя в бар со странным названием «Бронзовый слон». Ею владело смешанное чувство беспокойства и предвкушения. Она переживала за Спайка и в то же время радовалась представившейся возможности провести вечер в любимом баре.

Завсегдатаи «Бронзового слона» держали бар в строжайшем секрете. Заведение с довольно низкими ценами, располагавшееся над дорогим рестораном, было просто спасением для Тесс, когда она осталась без работы. «Бронзовый слон» был местом, где можно было не только вкусно и недорого поесть, но и выпить бокал вина в приятной атмосфере и не менее приятной компании. Верхний свет здесь всегда был погашен, зал освещался только небольшими торшерами и бра на стенах, создававшими мягкий полумрак Тихо играла приятная музыка: Чет Бэйкер и Джонни Хартман пели о любви. Несколько лет назад новый бармен попытался привить посетителям любовь к джазовой музыке, но эта затея не увенчалась успехом. «Бронзовый слон» знавал и плохие, и хорошие времена, и даже перенес все перипетии, связанные с крайне нестабильной городской экономикой.

Войдя в зал, Тесс заметила, что сегодня работает ее любимый бармен, отлично знавший ее вкусы. Она огляделась в поисках Фини и заметила его за столиком в самом дальнем углу. Журналист крепко сжимал в руке бокал мартини и внимательно рассматривал лежавшую перед ним на белоснежной скатерти довольно внушительную горку оливок, насаженных на зубочистки. Тесс повернулась к бармену и указала на бокал Фини: мол, она хочет заказать то же самое. Усевшись за столик напротив своего приятеля, она поздоровалась, но вместо ответа Фини продекламировал несколько строчек из Одена, бормоча их себе под нос:

Я сижу в дешевой забегаловке

На Пятьдесят второй улице,

Теряю уверенность в себе

И боюсь всего на свете,

Когда уходят все надежды,

Возложенные на это бесчестное десятилетие…

Тесс вздохнула. Похоже, дело плохо. Если Фини начинал цитировать Одена, это означало, что на душе у него хуже некуда.

— Ты сейчас сидишь в «Бронзовом слоне» на Чарльз-стрит, и уж его-то никак нельзя назвать забегаловкой, хотя по поводу достоинств этого десятилетия спорить совершенно не собираюсь…

Фини, не слушая, продолжал бубнить:

Все, что у меня есть, — это голос,

Чтобы разоблачить заблуждение,

Романтическое заблуждение,

Которое сам себе придумал

Слишком впечатлительный обыватель…

— Что ты имеешь в виду? — Тесс знала, что главное заблуждение в среде хроникеров — это непоколебимая вера в то, что обычные люди всегда находятся в курсе текущих событий, и если происходит что-то, стоящее освещения в прессе, редакторы сразу посылают репортеров на улицы, чтобы взять у людей интервью и составить так называемое «общественное мнение». Тесс решила: таким образом Фини жалуется на то, что сегодня его как раз заставили проводить один из таких опросов.

Бармен принес Тесс заказанный мартини. Она сделала небольшой глоток и почувствовала себя гораздо лучше, более сильной, более умной и готовой противостоять дурному настроению Фини.

— Итак, что у нас было сегодня на повестке дня? НАТО? Рядовые горожане всегда хорошо отзываются о НАТО. А помнишь ту историю, когда я еще работала в «Стар»? Кто-то во время подобного опроса сказал, что до этого момента был совершенно уверен, будто НАТО — это бассейн под открытым небом, который мэр города собирается построить в Паттерсон-парке?.. — Тесс рассмеялась.

— Тесс, ты меня разочаровываешь, — Фини неожиданно разозлился, выудил из горки оливок зубочистку и принялся грызть ее. — Ты мыслишь так же прямолинейно, как мои уважаемые редакторы, будь они неладны!

На сей раз Тесс потребовалось сделать гораздо больший глоток, чтобы восстановить уверенность в том, что она не поддастся хандре, охватившей приятеля, каковы бы ни были ее причины.

— Я тоже очень рада видеть тебя, Фини.

— Рада видеть меня? Да ты даже смотреть на меня не хочешь.

Тесс пришлось признать, что он прав. Она избегала смотреть ему в глаза. Фини вымученно улыбнулся. Тесс всегда считала его довольно серым: серые глаза, пепельного цвета волосы, бледная кожа, того же цвета, как те недожаренные хотдоги, которые она покупала у лоточников возле 34 здания суда, пытаясь перекусить в перерыве между заседаниями. Но сегодня он выглядел еще бледнее, чем обычно, будто ему не хватало воздуха. Сквозь бледную кожу на виске билась тонкая голубая жилка.

— Что случилось, Фини?

— Моя карьера кончена.

— Ты сообщаешь мне это раз в месяц.

— Ну да, только обычно это так, что-то вроде паранойи в легкой форме, все репортеры этим страдают. Но сегодня мне сообщили официально. Я больше не в команде. Не умею играть по правилам.

— Они не могли тебя уволить. — В «Бикон-Лайт» существовал профсоюз, благодаря которому процедура увольнения сотрудников крайне затруднялась, хотя, если редакторы были настроены решительно, с мнением профсоюза не особо считались. Но ведь Фини действительно хороший репортер, профессионал в своем деле. Даже если его и собирались уволить, надо было найти для этого серьезные основания, и одного дня на это вряд ли хватит. Если только он сам не дал им повода, нарушив указания редакционного совета. Согласно уставу газеты неподчинение руководству является достаточным основанием для увольнения, минуя профсоюз и бюрократические проволочки.

— Представь, что ты раздобыла историю, которой суждено стать сенсацией. — Фини наклонился к ней, и Тесс почувствовала смешанный запах джина и табака. «Странно, — подумала она, — ведь он бросил курить много лет назад. Неужели все действительно настолько серьезно?». — Такая история, о которой можно только мечтать! История, где полным-полно достоверных источников! А теперь представь, что эти трусливые придурки отказались ее опубликовать!