Хлеб Гиганта - Агата Кристи Страница 8

1

Прошло много времени. Вернон проснулся и обнаружил, что он в постели. Конечно, было вполне естественно оказаться именно там, проснувшись. Но совсем не так естественно было увидеть прямо перед собой большущий бугор под одеялом. Вернон принялся его разглядывать, но в этот момент с ним кто-то заговорил. Это оказался доктор Коулз, которого Вернон хорошо знал.

— Так-так, — сказал доктор, — и как же мы себя чувствуем?

Вернон не знал, как чувствует себя доктор Коулз. Лично он чувствовал себя скверно, он так и сказал.

— Еще бы, еще бы, — протянул доктор.

— Я думаю, что я ударился, — сказал Вернон. — Сильно ударился.

— Еще бы, еще бы, — повторил доктор. Это звучало неутешительно.

— Может, станет лучше, если я встану? — предположил Вернон. — Мне можно встать?

— Боюсь, не так скоро, молодой человек. Не сейчас. Видите ли, дело в том, что вы упали.

— Да, за мной гнался Зверь.

— Зверь? Что за зверь?

— Ничего.

— Собака, я полагаю? Бросалась на стену и лаяла? Не надо бояться собак, мой мальчик.

— Я и не боюсь.

— И что это вы делали так далеко от дома? Ведь не было никакой необходимости так далеко забираться!

— Мне никто не запрещал.

— Хм, интересно. Ну, так или иначе, вы уже наказаны. Да будет вам известно, мой дорогой — вы сломали ногу.

— Правда? — Вернон пришел в неописуемый восторг. Он сломал.ногу! Он почувствовал себя таким важным!

— И вам придется полежать какое-то время, — продолжал доктор Коулз, — а потом немного походить на костылях. Вы знаете, что такое костыли?

Да-да, Вернон знал — у мистера Джоббера, отца Блэксмитов, были костыли. И у него, у Вернона, тоже теперь будут! Вот здорово!..

— Могу я попробовать прямо сейчас? — спросил он.

Доктор Коулз засмеялся.

— Так вы довольны? Отлично. Но с костылями пока придется подождать. Старайтесь вести себя хорошо, и тогда вы быстро поправитесь.

— Спасибо, — поблагодарил Вернон и вежливо добавил: — Но пока я еще не поправился, нельзя ли убрать из постели эту смешную штуковину? Думаю, без нее мне будет удобнее.

И тут оказалось, что это называется «шина», что убрать ее нельзя и нельзя поворачиваться в постели, потому что нога целиком привязана к деревянной доске, — короче, оказалось, что перелом — не так уж и здорово... Губы Вернона задрожали. Нет, он не собирался плакать. Он большой, а большие мальчики не плачут, так Няня говорит. Внезапно он почувствовал, как нужна она ему сейчас, просто невыносимо нужна! Нужно ее утешение, знание, хруст и шелест, весь ее величавый образ.

— Она скоро вернется, — заверил его доктор Коулз. — Скоро. А пока за вами будет присматривать сестра Фрэнсис.

Сестра Фрэнсис приблизилась, чтобы Вернон мог ее увидеть, и он молча принялся ее изучать. Она тоже была накрахмалена до хруста, это было хорошо. Но она не была такой большой, как Няня. Напротив, она была даже тоньше Мамы такая же стройная, как Нина. Он все еще не был уверен... И тут он встретился с ней глазами. Это были спокойные глаза, скорее зеленые, чем серые, и Вернон вдруг почувствовал, как и большинство людей, встречавших сестру Фрэнсис, что, пока она рядом, все будет хорошо. Она улыбнулась ему — улыбнулась не так, как это делали гости. Ее улыбка была дружелюбной, но сдержанной.

— Мне жаль, что ты плохо себя чувствуешь, — сказала она — Хочешь апельсинового сока?

Вернон подумал и ответил, что, пожалуй, хочет. Доктор Коулз покинул комнату, а сестра Фрэнсис принесла апельсиновый сок в самой смешной кружке, какую Вернону доводилось когда-либо видеть — в кружке с длинным носиком, из которого надо было пить. Вернон засмеялся, но от смеха ему стало больно. Он замолчал.

Сестра Фрэнсис предложила еще поспать. Вернон не хотел.

— Ну, тогда я тоже не буду спать, — миролюбиво согласилась она — А вот интересно, ты сможешь сосчитать, сколько ирисов нарисовано на этой стене? Давай ты начнешь справа, а я слева Ведь считать ты умеешь?

Вернон гордо заявил, что считает до ста

— Это очень много, — сказала сестра Фрэнсис. — Ирисов явно меньше. Я думаю, их семьдесят девять. А ты?

Вернон сказал, что пятьдесят, не больше. Он начал считать, но веки сами собой сомкнулись, и он уснул.

2

Шум... Шум и боль... Он мгновенно проснулся. Было жарко, очень жарко. Боль пронизывала всю левую часть тела А шум приближался. Его ни с чем невозможно было спутать, это был шум, неразрывно связанный с мамой.

Она ворвалась в комнату, подобно урагану, в непонятном одеянии, развевающемся за спиной. Сейчас она была похожа на огромную птицу, которая налетела на Вернона сверху:

— Вернон! Мамочкин любимый сыночек! Что они с тобой сделали? Какой ужас, какой кошмар! Дитя мое!

Она рыдала. Вернон тоже принялся плакать. Ему вдруг стало страшно. Мира причитала, поливая его слезами:

— Дитя мое! Единственный мой мальчик! Боже, не забирай его у меня! Не забирай его! Если он умрет, я тоже умру!

— Миссис Дейер...

— Вернон... Вернон... маленький мой...

— Миссис Дейер, пожалуйста, — в голосе сестры Фрэнсис звучал приказ, а не просьба, — не трогайте его. Вы делаете ребенку больно.

— Я делаю больно? Его мать?!

— Миссис Дейер, вы, похоже, не понимаете, у него сломана нога. Я вынуждена просить вас уйти.

— Вы что-то скрываете от меня! Скажите мне — скажите — ногу придется ампутировать?

Вернон ахнул. Он не имел ни малейшего представления о том, что значит «ампутировать», но это звучало страшно и больно. Он заплакал еще громче.

— Он умирает! — надрывалась Мира, — он умирает, а мне ничего не говорят. Но он умрет в моих объятиях!

— Миссис Дейер...

Сестре Фрэнсис чудом удалось втиснуться между матерью и кроваткой. Она схватила Миру за плечо, голос ее зазвучал, как голос Няни, когда та говорила с младшей горничной Кэти:

— Миссис Дейер, послушайте меня, вы должны взять себя в руки. Вы должны. — Она посмотрела поверх ее головы. В дверях стоял отец Вернона — Мистер Дейер, пожалуйста, уведите вашу жену. Я не могу допустить, чтобы больной перевозбуждался и расстраивался.

Отец кивнул вполне понимающе. Он лишь быстро взглянул на Вернона и произнес: