Архив Шевалье - Максим Теплый Страница 8

– Тысяча двести.

– Ну вот. Это же целое состояние! А это что? – Куприн бесцеремонно взял со стола листок с записями Каленина.

– Это… по работе! Это не закончено… Разрешите, я уберу.

– А поздно уже убирать! – хмыкнул Куприн. – Я успел почти все прочесть, пока вы коньяк мучили. Забавный текст! Как там у вас: «Преданность – это великое женское вранье!» Точно сказано! – Куприн довольно крякнул. – Нас, дипломатов, обучают как разведчиков! Надо успевать все увидеть, запомнить, оценить. Талантливый дипломат – это наблюдательность и способность анализировать. Хотите, про вас расскажу? Все, что успел узнать, наблюдая вас десять минут. Хотите?

Каленин пожал плечами.

– Не стесняйтесь. Если что не так, поправляйте. Итак… – Куприн внимательно посмотрел на Каленина, сделал паузу и заговорил: – Вам двадцать четыре года. С отличием закончили вуз. Скорее всего МГУ. Вы филолог. Были женаты. Теперь разведены, а может быть, просто не живете в браке.

Каленин с нарастающим изумлением всматривался в собеседника, который как ни в чем не бывало продолжал:

– Есть ребенок. Сын. Около двух лет. Родились вы не в Москве, а, видимо, на юге. «Г» по-южному смягчаете.

– Я смягчаю? – возмутился Каленин – Я москвич! У меня московский говор! Я специально изучал сценическую речь, риторику!

– Значит, кто-то из близких родственников с юга. Мама, к примеру, дед или бабушка, – невозмутимо уточнил Куприн.

Каленин обреченно умолк, так как вся родня по материнской линии действительно была из Астрахани.

В этот момент дверь в купе с грохотом отъехала и в проеме появился улыбающийся проводник.

– Николай Данилович! Я все сделаю, как договаривались. Кладите сюда вашу контрабанду. – Он протянул видавшую виды сумку, в которой незамедлительно утонули сверхлимитные бутылки. – Вы уж не забудьте, Николай Данилович, ребятам напомнить, чтобы они там мои пакеты по чемоданам рассовали. Поезд из Кёльна пойдет через три дня. Там не меньше двадцати мотков…

– Помню, Гаврилыч, помню! Доставим твой мохер. Распределим по багажу. Тебе, кстати, зачем так много? Спекулируешь, что ли?

– Да что вы, Николай Данилович! Я же член партии. Как можно! – засмущался проводник. – Жена кофты вяжет; продает, не скрою. Подругам там, родне… Но это же труд.

– Ладно-ладно! Зарабатывай!

– Спасибо, Николай Данилович! Сейчас вам чай принесу…

Куприн проводил его глазами и радостно потер руки:

– Ну что, продолжим наш психологический эксперимент? Вы хороший спортсмен. Сейчас скажу, минуточку. – Он уставился куда-то в плечо Каленина. – Вы автогонщик! Так?

Беркас, глаза которого, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит, судорожно сглотнул слюну и кивнул:

– Мастер спорта СССР по автоспорту…

– …и фехтованию. Да, и еще: вы окончили музыкальную школу по классу фортепьяно и скрипки. – Куприн хитро улыбнулся и, окончательно добивая собеседника, добавил: – В совершенстве владеете немецким языком, буквально как родным. Хотите, отчество вашего отца отгадаю? – Куприн опять всмотрелся Каленину куда-то в область уха и уверенно бросил:

– Сергеевич он! Сергей Сергеевич!

– Но это невозможно! – воскликнул Каленин. – Этого не может быть!

– Отчего же? Хотите, объясню, как я при помощи нехитрых умозаключений все это угадал? – Куприн сверкнул белозубой улыбкой. – Вижу, что сгораете от любопытства! А между тем все элементарно. Судите сами: я сказал, что вам двадцать четыре года. Это было совсем не трудно. Вы представились как аспирант. В армии, судя по всему, вы не служили. Скорее всего сразу после окончания вуза поступили в аспирантуру – то есть в двадцать один или в двадцать два года. После первого года обучения вас на стажировку вряд ли отпустили бы. Значит, вам примерно двадцать четыре.

Каленин молчал, напряженно встраиваясь в логику рассуждений Куприна.

– С отличником и филфаком МГУ я угадал? – спросил тот.

– Угадали…

– Тоже элементарно. Троечника на стажировку в капстрану не пошлют. Это раз! Филолог – это видно из вашего текста, который вы так неловко пытаетесь прикрыть локтем. Повторяю, я успел его прочесть. Это два. А МГУ… Тут так: я знаю, что в капстраны на стажировку посылают в основном технарей – физиков там, механиков, которые ихние секреты спереть могут или наши продать! – Куприн опять жизнерадостно засмеялся собственной шутке. – Гуманитариев не пускают за ненадобностью. А раз вас пустили, то, значит, есть козыри: хороший немецкий, интересная тема научных исследований например! А главное – уважаемая контора, которая известна в Германии. Университет имени Михайло Ломоносова для этого подходит лучше всего.

Теперь насчет развода. У вас на безымянном пальце след от обручального кольца. А кольца нет. Можно предположить, что сняли его из-за развода, причем совсем недавно…

Скрипка – совсем просто. Пальцы длинные, а подушки на левой руке огрубевшие и темные в отличие от правой – здесь они нежные и розовые.

– Подождите. А как вы про сына узнали, про фортепьяно?

– Беркас Сергеевич! Миленький! Вы когда в купе зашли и билет доставали, то портмоне открыли. А там фото, где вы за роялем, а на руках – мальчик лет двух, копия вы!

– Ну хорошо! А про автогонки, про фехтование, про отчество отцовское?

– Вот это было легче всего. Надо было просто прочесть ваше личное дело, где так и сказано: отец, Иванов, а по жене – Каленин Сергей Сергеевич, военный переводчик. Там же я прочел, что вы чемпион Москвы по авторалли среди юношей, про увлечение эспандером, про то, что фехтовальную науку постигали у Альфреда Шалмана, что матушка ваша родом из славного города Астрахани! Продолжать?

Куприн зашелся в хохоте. Он дергал ногами и смахивал слезы. Его большое тело корчилось от судорог, и он никак не мог выдавить что-то, что хотел сказать Каленину. Наконец ему это удалось.

– Я, товарищ аспирант, ха-ха-ха… ваш… ха-ха-ха… куратор. В посольстве меня за вами закрепили… ха-ха. Вы должны ко мне явиться по прибытии в Бонн. Поняли? Ха-ха!

– Вы?

– Знаю, знаю. Вам другую фамилию называли. Благов. Так?

– Так!

– Он перешел на другую работу. В Австрию уехал. Буквально неделю назад. Теперь всю науку и культуру курирую я. Милости прошу, Беркас Сергеевич! Смешно, правда? Ха-ха-ха… – Куприн отсмеялся и вдруг взглянул на Каленина строго и серьезно: – Кстати, про скрипку в вашем личном деле ничего не было. Я действительно установил это по вашим пальцам. Поверьте, Беркас Сергеевич, я человек серьезный и основательный. Вы в этом еще убедитесь…