Три поцелуя - Кейт Лондон Страница 8

В то время девочки все записывали, собирали обличительные документы, а потом разрабатывали хитроумные планы в своем тайном штабе и на основании этого детского вздора рассылали угрозы людям, фактически правившим городом. У Анжелики был талант подделывать почерк и некоторая склонность к шантажу, что забавляло ее отца — если, конечно, это не затрагивало его собственных интересов. А для матери Анжелики, бесчувственной, как арктический лед, существовали только власть, положение и деньги. Ради этого она могла пожертвовать всем — даже дочерью.

Рядом с Анжеликой на снимке широко улыбалась Джози. Самая добрая из них, она жила с отцом-алкоголиком, которого безумно любила, и это была не жизнь, а сплошная борьба за выживание. Сразу после ареста отца Кло Макс Смолл Берд напился так, что устроил пожар, который уничтожил посевы и скот на нескольких тысячах акров земли вокруг Лоло. Город остался без урожая, почти без молока и мяса, а Джози стала козлом отпущения для праведного гнева обозленных жителей: ее отец так напивался, что просто никого и ничего не воспринимал. Его даже не стали судить. Анжелика и Кло встали тогда грудью на защиту подружки от остальных детей, и Джози очень ценила это. Она всегда была самым преданным другом для них.

Анжелика, Джози, Кло… Дикие Ивы всегда жили в своих мечтах, планах и приключениях, которые делали жизнь увлекательной и волнующей. Они столько пережили вместе, что стали ближе, чем сестры.

Кло нежно дотронулась до старой резной рамки, в которую была вставлена черно-белая фотография всей семьи — матери с отцом, братьев и ее самой, десятилетней. Она обернулась к матери, которая появилась в дверях, схватившись за сердце.

— Она была сделана в тот самый год — в тот год, когда все это случилось. Это было весной, помнишь? Посмотри на свои коленки. Видишь, одна разбита? Ты только что расшибла ее, упав с велосипеда. Мы купили его к твоему дню рождения вместе с новым распределителем для трактора…

— Отца судили осенью. Двадцать второго октября. Они быстро управились, — заметила Кло.

Стелла шумно перевела дыхание и распрямила плечи, как будто готовясь к битве.

— Ты имеешь в виду Клуб? Эту банду «отцов города», погрязших в коррупции и преступлениях больше, чем самые отъявленные бандиты?

— Ты бы могла отсюда уехать, мама! И Дэн с Гейбом тоже. Жизнь для Мэттьюзов в этом городке слишком тяжела. Я же не раз звала вас в Чикаго! Вместо этого ты захотела купить этот дом, остаться в этом проклятом городе…

— Я не собираюсь никуда отсюда уезжать, — отрезала Стелла. — Я хочу постоянно напоминать им о том, что они с нами сделали — сломали нашу жизнь, несправедливо засудили моего мужа и вашего отца, а потом отобрали ранчо. Каждый день, каждый божий день они видят «Пинто Бин» и знают, что мы живем здесь. Что им не удалось нас сломить. Лоло — хороший город, несмотря на Клуб. У меня здесь друзья, у твоих братьев тоже. Они есть и у тебя, Кло. Я отсюда никуда не уеду, — Стелла гордо выпрямилась, ее глаза сверкнули. — Они пытались сломить Сэма, но им это не удалось. Полиция по-прежнему продажна и во всем следует приказам шерифа, но здесь, на моей территории, командую я. Никому из них не позволено переступать порог моего заведения! Судья Ланг однажды попытался — и вылетел с треском. Он уже на пенсии, но по-прежнему контролирует все решения суда и игорный бизнес. Если ему захочется отведать моего супа, придется кого-нибудь за ним присылать. Я не собираюсь позволять ему есть его здесь. Кстати, он действительно однажды подослал кухарку за моим рецептом, но я не дала.

Кло рассмеялась, но смех ее был скорее горьким, чем веселым. Она выглянула на улицу, где лежал спящий городок. На тихих улицах горели старинные фонари, в свете которых блестела мокрая мостовая.

— Держу пари, у него по этому поводу разливается желчь. Надо же, быть персоной нон грата в маленькой кулинарии!

— Ну и что? Так ему и надо! — ответила Стелла упрямо, но глаза ее вдруг погасли. — Единственное, что меня грызет, это то, что я не смогла уложиться в те деньги, которые ты перевела, Кло, — виновато сказала она. — Тебе придется еще разобраться с кучей счетов, девочка.

— Мам, ты вырастила всех нас и никогда не пустила ни одного пенни на ветер, — сказала Кло, крепко обнимая мать. — А сейчас накорми меня своим популярным в народе итальянским фасолевым супом, которого никогда не получит этот старый индюк Ланг!

— Сию минуту, детка. От тебя остались кожа да кости. — Стелла быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы. Рука ее дрожала, когда она наливала суп в керамическую миску. — Прости, Кло, я не хотела привлекать кого-то со стороны в наше семейное дело, чтобы уменьшить расходы. И не могла расстраивать наших дорогих мальчиков. Но счета все росли, пока не превратились в огромную кучу.

Кло вспомнила детство, когда после ареста отца Стелла подолгу перебирала зеленые бумажки, распределяя их на еду и одежду детям, а затем все вечера сидела, напрягая глаза, — штопала джинсы Дэна и Гейба и перевязывала бесконечные свитера. Кло нежно погладила мать по плечу.

— Мы с тобой справимся, мам! Я очень хороший специалист, честно. И именно работа мне сейчас необходима, чтобы прийти в себя.

Она должна быть постоянно занята, чтобы не думать о потерянном ребенке и о потраченных на Росса годах. Она не будет думать ни о чем, кроме выживания и спасения «Пинто Бин».

Она не будет думать о том, как сильно все еще любит его…

«Итак, Кло Мэттьюз — зареванная, без обручального кольца с бриллиантом и, судя по старому фургону, брошенная мужем. Это становится интересным…» — думал Майкл, потягивая любимый бурбон. Привыкший путешествовать и жить налегке, Майкл не очень скучал по родному дому, но сейчас жалел, что не вернулся сюда раньше…

Он выдвинул до конца ящик стола и достал отцовский кольт — любимое оружие старого Запада. В отличие от автоматического пистолета Майкла системы «беретта», лежавшего в спальне, револьвер отца бывал в деле. С его помощью не раз защищали эту землю, и теперь он был семейной реликвией.

Майкл положил револьвер отца на место и открыл кожаный мешочек, украшенный традиционной индейской вышивкой, бисером с ленточками из крашеной кожи. В нем хранился огромный медвежий коготь, который даже сейчас поражал своими размерами. Почему отец, уговаривавший сына не возвращаться сюда, завещал ему этот коготь?

В ящике лежали еще ковбойские шпоры, старинная бритва и огромные гвозди, выкованные в старой бревенчатой кузнице на склоне горы, с которыми он играл в детстве. Придет время, и, возможно, они станут экспонатами краеведческого музея — как, впрочем, и сам дом. То, что теперь являлось гостиной, было когда-то первой бревенчатой хижиной, построенной в этой долине Ксавьером Бирклоу. К ней в дальнейшем пристраивали остальные комнаты, расширяя дом. В одном углу высокой ширмой было отгорожено место, где стояла кровать, на которой медленно угасала его хрупкая, болезненная мать. Ее стеганое одеяло до сих пор хранилось на чердаке вместе со старинной маслобойкой и прочими вещами. На широкой полке рядом с окном стояла старинная посуда, лежали прялка, чесалка для шерсти, а также бабушкина грубая форма для выпечки хлеба. Внизу стоял огромный дубовый ларь с клубками всех цветов, которые, видимо, давно съела моль.