Убийственно тихая жизнь - Луиз Пенни Страница 8

– Ты, что ли, убил этого человека? – спросила Рейн-Мари, когда Арман сказал ей, что не сможет присутствовать на двухчасовой службе на жестких скамьях в незнакомой церкви.

– Если это я, то мы выясним. Хочешь поехать?

– А что бы ты стал делать, если бы я хоть раз согласилась?

– Я был бы рад, – искренне сказал Гамаш.

После тридцати двух лет брака он все еще радовался каждой минуте с Рейн-Мари. Он знал, что если она и окажется с ним когда-нибудь на расследовании убийства, то сумеет вести себя правильно. Она всегда знает, как поступать. Всегда сдержанная, всегда знающая, что делать. Он ей доверял.

И она опять поступила правильно, отклонив приглашение.

– Я им скажу, что ты опять напился, – сказала она, когда Гамаш спросил, будет ли расстроена ее семья его отсутствием.

– В прошлый раз, когда я не смог появиться, ты, кажется, сказала им, что я в центре исправительного воздействия?

– Да, и это сработало.

– Очень печально для тебя.

– Я страдаю за грехи мужа моего, – сказала Рейн-Мари, пересаживаясь на водительское сиденье. – Не лезь на рожон, дорогой, – добавила она на прощание.

– Ни в коем случае, mon cœur [11].

Он вернулся в свой кабинет в квартире на втором этаже и посмотрел на огромную карту Квебека, занимающую целую стену. Его палец двинулся к югу от Монреаля, к Восточным кантонам и остановился у границы со Штатами.

– Три Сосны… Три Сосны, – повторил Гамаш, пытаясь найти эту деревню. – Может, она как-то по-другому называется? – спросил он себя, впервые не сумев найти нужный ему населенный пункт на этой крупномасштабной карте. – Может быть, по-французски – Trois Pin?

Нет, и такого названия тоже не было. Но это его не беспокоило, потому что найти эту деревню входило в обязанности Николь. Гамаш прошел по большой квартире, которую они купили в квартале Утремон, когда родились дети, и, хотя дети давно уже не жили с ними, место это никогда не казалось пустым. Достаточно было делить его с Рейн-Мари. На пианино стояли фотографии, книжный шкаф был до отказа забит книгами – свидетельство того, что в этом доме живут правильной жизнью. Рейн-Мари хотела повесить на стену благодарности, полученные Гамашем, но он мягко отказался. Каждый раз, когда он натыкался на благодарность в рамочке в стенном шкафу своего кабинета, он вспоминал не официальную церемонию в полиции, а лица мертвых и живых, не удостоившихся этой чести. Нет, эти рамочки не будут висеть на стенах его дома. А теперь поток благодарностей вообще иссяк – это случилось после дела Арно. Но Гамашу было вполне достаточно благодарности семьи.

Агент Иветт Николь рыскала по дому в поисках бумажника.

– Папа, ты наверняка видел его, – взмолилась она, кинув взгляд на настенные часы и отметив безжалостное движение минутной стрелки.

Ее отец замер на месте. Он видел ее бумажник. Взял его чуть раньше, чтобы положить туда двадцать долларов. Это была их маленькая игра. Он давал ей деньги, а она делала вид, что не замечает этого, хотя время от времени он возвращался домой с ночной смены в пивоварне и находил в холодильнике эклер с его именем, выведенным ее четким, почти детским почерком. Он взял ее бумажник несколько минут назад, чтобы сунуть туда деньги, но, когда раздался звонок, срочно вызывавший его дочь на службу, он сделал то, чего раньше ему и в голову не приходило. Спрятал бумажник вместе с ее удостоверением. Такой маленькой книжицей, для получения которой ей пришлось столько потрудиться. Он увидел, как она сбрасывает подушки с дивана на пол, и понял, что она перевернет всю квартиру.

– Папа, помоги мне, я должна его найти.

Она посмотрела на него глазами, ставшими огромными от отчаяния. Почему он стоит посреди комнаты и ничего не делает? Ведь сейчас наступил такой важный момент в ее жизни, момент, о котором они говорили много лет. Сколько они мечтали вслух о том, что она станет агентом Квебекской полиции. И вот это наконец случилось благодаря ее упорным трудам и, если уж говорить откровенно, ее прирожденным следовательским талантам, и она получает возможность расследовать дело в команде Гамаша. Ее отец знал про него все. Следил за его карьерой по газетам.

«Твой дядюшка Сол мог бы сейчас работать в полиции, если бы не его лень, – говорил ей отец, покачивая головой. – Сам виноват. А ты знаешь, что происходит с неудачниками?»

«Они теряют свои жизни».

Она знала правильный ответ на этот вопрос. Ей с младенчества рассказывали семейную историю.

«Дядюшка Сол, твои бабушка и дедушка. Все. Теперь ты в семье самая умная, Иветт. Мы на тебя рассчитываем».

И она оправдала все ожидания – ее приняли на работу в полицию. За одно поколение ее семья прошла путь от жертв чехословацких властей до тех, кто устанавливает правила игры. С одного конца пистолета они переместились на другой.

И на новом месте ей нравилось гораздо больше.

Но теперь от потерявшегося бумажника с удостоверением зависело, воплотится ли ее мечта в жизнь, или она потерпит неудачу, как глупый дядюшка Сол. Часы отсчитывали секунды. Она сказала старшему инспектору, что будет у него через пятнадцать минут. Это случилось пять минут назад. У нее оставалось десять минут, чтобы проехать через весь город и купить по дороге кофе.

– Да помоги же мне, – взмолилась она, вытряхивая содержимое своей сумочки на пол гостиной.

– Вот он. – Ее сестра Анжелина вышла из кухни с бумажником и удостоверением в руке.

Николь чуть не упала на Анжелину, поцеловала ее и бросилась вон, схватив на ходу куртку.

Ари Никулаш смотрел на свою любимую младшую дочку, стараясь запомнить каждую клеточку ее драгоценного лица и не выдать отвратительного страха, угнездившегося в его желудке. Что он наделал, внедрив эту дурацкую идею в ее голову! Никакой семьи в Чехословакии он не терял. Сочинил эту историю, чтобы иметь героическую ауру. Чтобы быть большим человеком в их новой стране. Но его дочь поверила в эту историю, – поверила, что когда-то были и глупый дядюшка Сол, и погибшая семья. А теперь это зашло слишком далеко. Он уже не мог сказать ей правду.

Она обняла его, клюнула в заросшую щетиной щеку. Он задержал ее, и она заглянула в его усталые, утомленные глаза:

– Не бойся, папа. Я тебя не подведу.

С этими словами она убежала.

У него лишь было время заметить, как крохотный локончик ее темных волос выбился из-за уха.

Иветт Николь нажала кнопку дверного звонка через пятнадцать минут после того, как повесила трубку. Она смущенно стояла на крыльце и оглядывалась. Квартал был привлекательный, неподалеку магазины и рестораны на рю Бернар. Утремон был зеленым районом, где обитала интеллектуальная и политическая элита французского Квебека. Прежде Николь видела старшего инспектора в управлении, он быстро шел по коридорам, всегда в сопровождении группы полицейских. Он был большой начальник и имел репутацию наставника для людей, которым повезло работать вместе с ним. Николь считала, что и ей повезло.