Иван Путилин и Клуб червонных валетов - Роман Добрый Страница 8

Прежде чем начать повествование о замечательном деле «претендентства корнета Савина на Болгарский престол», деле, в котором гениальный авантюрист столкнулся с гениальным сыщиком и где оправдалась поговорка «нашла коса на камень», скажем несколько слов о корнете Савине.

По своему общественному положению, по дерзкой отваге, по изумительному блеску выполнения своих смелых «похождений», по полету фантазии из всех русских авантюристов, бесспорно, первое место принадлежит корнету Савину.

Свою славу он распространил далеко за пределы своего отечества, прогремев за границей.

Блестящий офицер, молодой, красивый, ловкий, с ума сводивший женщин одним взглядом, лихой танцор, безукоризненно владеющий несколькими иностранными языками, он «свихнулся» с прямой дороги и покатился по наклонной плоскости.

Пытаясь сначала стоять только на грани гражданского и уголовного права, он перешагнул в область уголовщины.

Тут и началось! Одна безумно-смелая авантюра следовала за другой, и скоро послужной список экс-корнета обогатился массой громких деяний, не только изумлявших, но даже и восхищавших наше и заграничное общество «чистотой работы» и, я бы сказал, аристократичностью ее.

Если можно вообще в бездне человеческого падения найти красоту, то этой уголовно-преступной красотой обладал в полной мере Савин. Поистине, он был велик и в падении!

Но едва ли не самым замечательным в характере этой недюжинной личности являлась его уверенность в своем самозванстве.

Он мало-помалу так претворял в себе свою ложь, так свыкался с ней, что потом не на шутку начинал верить в нее, не отделяя вымысла от правды.

Это любопытное явление в области гипноза, самообмана было отмечено многими прозорливцами духа человеческого.

Так, у Гоголя есть замечание, что в знаменитой сцене вранья перед городничим и его присными Хлестаков искренно верит в ту ерунду, которую несет о «лабардане» и тридцати тысячах курьеров.

У Пушкина растрига Гришка Отрепьев увлекается до того, что опять-таки искренно считает себя русским царевичем Димитрием.

Были моменты, когда Емелька Пугачев, «со рваными ноздрями», в состоянии длительного «аффекта лжи», говорил сам себе, что он – подлинный император Петр Федорович…

Константинополь – гордая столица Блистательный Порты, был залит горячими, яркими лучами солнца. Как красив, дивно хорош был он, купаясь в этом море света, со своими высокими белоснежными минаретами, со своим очаровательным видом на Босфор.

В роскошном отеле нарядного европейского квартала, где помещаются иностранные посольства, консульства, вот уже несколько дней проживал молодой богатый знатный граф Тулуз де Лотрек со своей супругой.

До сих пор существовал закон, что жены приобретают новые фамилии и титулы по мужу, а вот граф Тулуз де Лотрек взял да и изменил этот старый обычай, ибо… сделался графом «по жене».

– Как?! – удивитесь вы. – Да разве это возможно?

– Возможно, – отвечу я вам, – так как граф Тулуз де Лотрек был не кто иной, как экс-корнет Савин. А Савину, как известно, никакие законы не писаны, он сам создавал их.

Сманив безумно влюбившуюся в него графиню Тулуз де Лотрек с ее миллионами, он решил, что, будучи теперь ее «супругом», он имеет право не только на ее деньги, бриллианты, но и на ее титул.

По гостиной отельного отделения, убранной с комфортом и изысканной роскошью, нервно ходила графиня, молодая, очень красивая женщина.

«Граф», наш знаменитый корнет Савин, сидел в кресле, заложив нога за ногу. Одной рукой, поигрывая своим страшным бичом (этот бич был из какой-то особенной кожи и с ним Савин не расставался почти никогда), другой, держа сигару, он невозмутимо спокойно глядел на свою взволнованную супругу.

Ирония, насмешка сверкали во взгляде его удивительных глаз.

– Итак, мы взволнованы?

– Я попросила бы тебя обойтись без насмешек! – резко выкрикнула графиня.

– Ого!

– Да, да! Ты должен знать причину моего волнения.

– А именно? – прищурился Савин.

– Я совершенно не понимаю, зачем, для чего мы торчим здесь, в этом отвратительном Константинополе. Вместо того, чтобы пребывать теперь на каком-нибудь курорте, мы вдыхаем отравленный пылью воздух, жаримся, как в пекле в этой раскаленной духоте.

Графиня нервно комкала кружевной платок.

– Ах, вот в чем дело? – усмехнулся Савин.

– А ты этого не знал? – вспыхнула графиня.

– Знал, слышал, мой ангел, но я уже говорил тебе, что мне необходимо пробыть здесь еще несколько дней.

– Да зачем? Зачем?

– Это мое дело. Я не обязан отдавать отчета.

– В таком случае и я не обязана исполнять всех твоих прихотей. Я уеду одна.

– Что?

Медленно, точно тигр, собирающийся к прыжку, поднялся с кресла Савин…

Голова гордо откинулась назад, в глазах мелькнули огоньки гнева.

– Что? – повторил он, подходя к графине. – Это с каких же пор ты решила не подчиняться моей воле?

Та под этим пристальным, властным взглядом потерялась, как-то съежилась, пригнулась. Точно птичка под взглядом удава.

Любуясь ее смущением, довольный своей победой, Савин начал уже другим, ласково-вкрадчивым голосом:

– Ах, женщины, женщины, все-то вы на один покрой! Ну, давай мириться, Лили.

Он обнял ее и властно притянул к себе. Она, с глазами полными слез, но и восхищения, прижалась к его широкой, сильной груди своей красивой головкой.

– Слушай же, моя капризница, слушай внимательно, что я буду тебе говорить. Скажи: ты хотела бы сделаться княгиней?

Графиня удивленно посмотрела на своего супруга:

– Что такое? Княгиней? С какой стати? Какой княгиней?

Савин тихо рассмеялся.

– Ты думаешь, что графский титул не стоит менять на княжеский? Я был бы согласен с тобой, если бы тот княжеский титул, который я хочу предложить тебе, был обыкновенный, заурядный… Но дело в том, что моя корона будет поважнее простых графских и княжеских.

– Я тебя не понимаю…

– Сейчас поймешь. Ты должна войти вместе со мной на престол.

– Что? – даже отшатнулась от Савина-«графа» настоящая графиня.

– Да, на престол.

– Ты с ума сошел? На какой престол?

Несмотря на то, что графине не были тайной гениальные проделки ее супруга, который с циничной откровенностью посвятил ее в них, зная что она все равно пойдет за ним в огонь и воду, несмотря на это она была поражена, как никогда.