Азимут бегства - Стивен Котлер Страница 8

Анхель сидит у окна глинобитной хибарки, состоящей из единственной комнатушки: лежанка, крошечная книжная полка и его рюкзак в углу. Готовить не на чем, и еду он берет у Пены — в доме, стоящем в сотне ярдов от хибарки, ближе к дороге. Туалет на улице — сбитые гвоздями доски, скрипучая дверь и дырки в стенках вместо окон. Все сооружение накренилось набок и до смешного напоминает древнюю телефонную будку. Прошло уже больше месяца, как он здесь, но она ни разу не заикнулась об оплате. Он помогает старухе в саду, ремонтирует дверь в пристройке, выкладывает плиткой пол. Она приносит книги, которые он прочитывает. Ассортимент стар: «Топология древности», «История инквизиции», «Астрономия», «Ветхий Завет», «Римские достопримечательности» — акведуки, архитектура и способы расчленить человека; как выжить в пустыне; книги о евреях и их исходе; разнообразные книжки о папстве; руководство по спелеологии. Поначалу у него не было денег, она узнала и попыталась дать ему небольшую сумму, вместо этого он попросил ее помочь найти какую-нибудь работу. Она провела двадцать минут у телефона, и через неделю он уже зарабатывает сто долларов в день на съемках документального фильма о жизни в пустыне. Ради этого стоило две недели таскать по всему плато оборудование и слушать, как крысы прогрызают себе путь в листьях юкки.

Сейчас он сидит на стуле с прямой деревянной спинкой, рассматривая первые вечерние облачка и дальние горы. Дверь открыта. Слева забор, густо облепленный воронами. Красная земля тверда как камень. На коленях у Анхеля лежит раскрытая книга.

Из дома выходит Пена и не спеша проходит по саду. Когда она останавливается в дверном проеме, за ее спиной сгущаются сумерки. Вопрос звучит из сумрачной тени.

— Ты закончил?

Это была ее манера — задавать вопросы, суть которых знала только она сама. Приходилось шевелить мозгами, чтобы ответить правильно.

— Закончил — что?

— Ты думал о чем-то потустороннем?

Он кивает головой, снимает шляпу. Пучок соломы, торчащий из шляпы, ложится на дубовую столешницу.

У нее длинная морщинистая кисть, и Анхель знает, даже не оборачиваясь, что она сейчас поглаживает мешочек, привязанный к поясу. В мешочке неизменные монеты «И Цзин», с которыми она сроднилась, как с собственным запахом. Вчера вечером он видел, как она, сидя за кухонным столом, таким огромным, что на нем с десяток детишек могли бы одновременно рисовать мелом, разбрасывала монеты, катившиеся, как уличные булыжники. Пена пользуется тяжелыми металлическими монетами, давно вышедшими из обращения, большими, как сжатый кулак. Однажды в ответ на его вопрос она сказала, что этот оракул восходит к 1000 году до нашей эры. Первоначально бросали кости, потом палочки из тысячелистника, а теперь пользуются тремя монетами. Система состоит из шестидесяти четырех гексаграмм, шести линий, расположенных друг над другом. Некоторые линии прерывистые — они представлены двумя раздельными тире, другие — длинные, выглядят непрерывными. В результате броска происходит угадывание одной из монограмм. Каждая линия гексаграммы отражает одну универсальную категорию, то есть слияние определенных энергий, уловленных в момент, когда складываются условия некоего конкретного архетипа. «„И Цзин“ — это древнейшая последовательность человеческих абстракций», — сказала она. Увидев его недоуменное лицо, она добавила: «Это не мои слова, так написано в книге». С этими словами она вышла из комнаты.

Ее подвижный силуэт в дверном проеме. Мелодичный звон монет.

— Ты думал об оставленном за плечами? — спрашивает она. Ему потребовался целый месяц, чтобы освоиться с ее манерой говорить.

— Ты когда-нибудь выражаешься как обычные люди?

— Ха.

— Кто-нибудь из твоих знакомых говорит нормально?

— У меня масса знакомых.

— Подлежащее, сказуемое, дополнение — спасибо тебе большое.

— Пожалуйста.

Он достает из пачки сигарету и постукивает ею по запястью.

— Да, — отвечает он наконец, — я думал о стрижке шерсти.

— То скучаешь по ним. У тебя ностальгия по жизни, которая никогда не была твоей. Тяжелы такие мысли.

Она никогда не доходила до того, чтобы прямо спросить его о семье, о причинах бегства.

— Очень трудно не скучать по ним, мне не хватает некоторых вещей. Они были хорошие люди, правда хорошие. Я ушел из дома не потому, что они были плохи.

Пена становится за его спиной. Она не прикасается к нему, просто стоит и дышит одним с ним воздухом.

— Я очень хотел сохранить что-то, — говорит Анхель.

Пена кивает, но она стоит за его спиной, и он видит только темнеющее небо и горизонт. Вороны неподвижны, как сидящие в засаде убийцы.

— В девятой части «Элегии» Рильке говорит: «Возможно, мы здесь для того, чтобы сказать: дом, мост, фонтан, ворота, кувшин, яблоня, окно», — и это волнует тебя сейчас больше всего, тебе нужно расширить словарь.

Пена ставит на стол деревянный ящик. Краска облупилась, петли потускнели и стерлись — это видно даже в неярком электрическом свете. Небо за окном становится темно-синим, горы чернеют, а облака бессильно обвисают. Он знает, что она больше всего любит это время суток, и поэтому всегда оставляет дверь открытой, чтобы впустить в дом как можно больше уютных сумерек.