Свекровь дальнего действия - Люся Лютикова Страница 8

— Конечно, девочка, он тебе изменяет, и ты еще сомневаешься?!

— С твоей лучшей подругой, представь себе!

— Бросай его, он тебя не достоин!

Мелочь, скажете вы? Не является компроматом? Ну хорошо, а как насчет банкира Фридмана, обитающего со мной на одной лестничной площадке? В глазах всех окружающих он — примерный муж с двадцатилетним стажем семейной жизни, и только я знаю, что последние три года он изменяет супруге. Может, и раньше изменял, вот только соседствуем мы лишь три года. Причем Фридман не гуляет направо и налево, у него постоянная любовница, и для заинтересованных лиц я могу составить ее портрет: огромные глаза на выкате, широкий рот, вздернутый носик, девушка похожа на симпатичную лягушку, напялившую блондинистый парик.

Клянусь, специально у дверного глазка не дежурю, к шорохам из соседней квартиры не прислушиваюсь, а совершенно случайно сталкиваюсь с Фридманом и его пассией около лифта. Так и подмывает поинтересоваться у банкира: «И зачем же ты, мил человек, тащишь любовницу в семейную постель? Неужели не хватает денег снять гостиницу? Ведь не ровен час кто-нибудь донесет законной супруге!». Хотя блондинистая лягушка, скорей всего, именно этого и добивается.

На лестничной площадке Евы Ивановны располагались четыре квартиры. Я принялась жать на кнопки звонков. В двух квартирах никого не оказалось, а в третьей дверь открыла пожилая дама в махровом халате.

— Здравствуйте, — бойко начала я, — я из страховой компании, хочу поговорить о вашей соседке Еве Ивановне. У вас найдется свободная минутка?

Судя по той готовности, с какой пенсионерка распахнула дверь, судачить о соседях она могла часами.

Мы устроились на кухне, и хозяйка, которую аж распирало от нетерпения, выпалила:

— Невестка ее убила, Танька, больше некому!

— Почему вы так думаете? — оторопела я.

— В день убийства в их квартире стоял ужасный шум. Ева Ивановна и Татьяна ссорились, я явственно слышала, как Танька кричала: «Больше вы не будете надо мной издеваться, я положу этому конец!». Вот, значит, и положила… Я и следователю об этом рассказала.

— И часто они так ссорились?

— Впервые. Но это ничего не значит. Моя невестка тоже ко мне всегда подлизывается: «Нина Егоровна, какая у вас кабачковая икра вкусная, дайте рецепт!», но, подвернись ей случай, зарежет меня и даже не поморщится!

— Господь с вами! — ахнула я. — Какие ужасы рассказываете!

— Да она в открытую желает мне смерти! Цветы дарит — всегда четное количество, как покойнице.

— Прямо-таки приносит на день рождения два тюльпана? — не поверила я.

— Нет, она хитрее действует. Подарит три штуки кустовых роз, а их там целая куча на ветке, думает, я не соображу посчитать. А я считаю! И всегда их — четное количество! В этом году было пятьдесят четыре розочки, в прошлом — шестьдесят шесть, в позапрошлом — сорок восемь. У меня здесь, — пенсионерка постучала себя по черепной коробке, — всё записано.

— Может, случайность? — предположила я.

— Каждая случайность на самом деле — неосознанная закономерность, — сухо промолвила дама. — И десять лет — это не случайность, это уже приговор.

Ну, знаете! Если бы на протяжении десяти лет кто-то дарил мне розы, я бы чувствовала благодарность. А собеседница, кажется, ощущала только ненависть. С перекошенным лицом она продолжала перечислять злодеяния невестки:

— Позорит меня перед соседями, прямо на улицу стыдно выходить! Такое вытворяет, что не могу людям в глаза смотреть!

Я представила картину: невестка на детской площадке распивает с посторонними мужиками водку, а потом, взобравшись на «грибок», танцует голышом канкан.

— Занавеску в зале всё время отодвигает.

Я не поверила своим ушам:

— Занавеску?

Пенсионерка кивнула.

— Ну да, каждый раз, когда приходит в гости, отодвигает занавеску в зале. А мне потом соседка заявляет, что у меня шторы криво висят!

— Вы живете на пятом этаже, — напомнила я.

— Ну и что? Люди-то всё замечают, выводы делают.

До меня дошло, что тетка малость не в себе. А может, и не малость. Я мгновенно прониклась жалостью к ее невестке и неожиданно ощутила симпатию к собственной свекрови. На фоне этой мнительной жабы Ариадна Васильевна выглядела смиренным ангелом, мирно сидящим около камина и вяжущим носки.

— Да, сочувствую, — сказала я, не уточняя, кому именно. — Нина Егоровна, я вижу, вы женщина наблюдательная, может, вы в курсе, куда Ева Ивановна выносила еду?

— Какую еду?

— Последнее время у ваших соседей из дома пропадала еда. Татьяна готовила на целую неделю, а кастрюли пустели за сутки. Сын с невесткой подозревали Еву Ивановну…

— Они ее куском хлеба попрекали! — возмутилась пенсионерка. — А сын Сергей тоже хорош: на похоронах матери ни слезинки не пролил! Зачем Ева Ивановна только с ними жила? Пошла бы к брату, он бы принял, все-таки не чужая.

— У Евы Ивановны есть брат? — удивилась я.

— И богатый! У него своя фирма.

— Как его зовут?

— Имя такое чудное… Арнольд… Аскольд… Альберт… Да, точно — Альберт!

— Его телефон вы, конечно, не знаете.

— Отчего же, знаю. — Хозяйка приподнялась со стула и принялась рыться в стопке газет, лежащих на столе. — Куда же я положила? Где-то здесь была… Нашла! Вот его фирма.

Она протянула рекламную листовку фирмы «Start international» — «Международный старт». Компания с таким громким названием занималась организацией обучения за границей, и спектр ее услуг был широким: от двухнедельных языковых курсов до получения высшего образования в Гарварде.

— Можно, я возьму? — спросила я.

Пенсионерка кивнула:

— Берите, мне ни к чему. Покойница Ева Ивановна хотела, чтобы я своего внучка на лето в Англию отправила. У меня-то самой денег нет, я сыну эту идею подкинула. Но невестка решила, что лучше она себе третью шубу купит, чем на образование ребенка потратится. Одним словом, не мать, а ехидна!

Я предпочла деликатно промолчать и, прихватив рекламу, двинулась к выходу.

Как следовало из листовки, фирма «Международный старт» располагалась на улице Александра Солженицына, в двух шагах от метро «Марксистская». Раньше эта улица называлась Большая Коммунистическая, но в 2008 году ее, вместе с соседней Малой Коммунистической, переименовали.

Вот честно — не одобряю я эти переименования! Понятно, что государственный строй сменился, мы больше не идем уверенным шагом к коммунизму, но, по моему мнению, уж коли была такая веха в истории страны, ее следует оставить на карте. А если кому-то хочется увековечить память писателя Солженицына — пожалуйста! В Москве полнейшая неразбериха с названиями улиц, куча повторяющихся и бессмысленных наименований. Например, в районе метро «Кожуховская» присутствуют сразу три Кожуховских улицы, причем счет, вопреки правилам арифметики, почему-то начинается с пяти: 5-я Кожуховская, 6-я Кожуховская и 7-я Кожуховская. Рядом расположен 2-й Кожуховский проезд — при отсутствии первого. При этом на другом конце города, в районе Косино-Ухтомский, на самой границе с Люберцами, находится собственно Кожуховская улица. Вот — берите этот бардак, переименовывайте во что-то более приличное! Нет, обязательно надо прицепиться к Коммунистической!