Если совершено убийство - Рут Ренделл Страница 8

Впрочем, когда продвинешься дальше, то понемногу все смягчается Погода менее сурова, почва от зелени приятнее..

Гармиш-Террас представляла собой прямой серый и отвратительный «каньон» с семиэтажными домами по обеим его сторонам. Все эти дома, соединенные друг с другом, были с совершенно одинаковыми плоскими фасадами, но из-за выдающихся вперед подъездов с колоннами их пропорции оказались нарушены (как и в случае с «собором» на кладбище). Видимо, их соорудили не в самый счастливый период в истории архитектуры: создатели этих проектов еще не приспособились к неоготическому стилю и пытались усовершенствовать стиль георгианский.

Все это, наверное, не было бы так очевидно, если бы делались хоть какие-то попытки поддерживать дома в порядке. Глядя на них с тяжелым сердцем, Уэксфорд тщетно пытался обнаружить хотя бы один свежевыкрашенный фасад. Штукатурка на стенах растрескалась, а на колоннах, в тех местах, где стекала вода, образовались полосы. Фундаменты были загромождены мусором и отделялись от мостовой разломанной изгородью, местами «залатанной» проволочной сеткой. Вместо деревьев стоял длинный серый ряд счетчиков платной стоянки автомобилей — целая улица, ведущая в тупик, где высилась церковь из красного кирпича.

Людей почти не было — только какой-то сикх в чалме волок мусор к ступенькам, ведущим в подвал, старушка катила тележку, наполненную, как казалось, «трофеями» с распродажи дешевых подержанных вещей, да брела беременная молодая негритянка в ярко-синем, как оперение зимородка, плаще, который был единственным ярким пятном на этой улице. Ветер сдул листы газетной бумаги из мешка сикха, закрутил и понес вверх в серое небо; он играл густыми и курчавыми волосами негритянки, которая, следуя моде, предприняла трогательную попытку отрастить их. Уэксфорд с горечью подумал о тех чернокожих людях, которые, наверное, надеялись на лучшую обещанную им жизнь, а вместо нее получили лишь горечь от совершенно непристойного существования на Гармиш-Террас.

— Неужели кто-то может жить здесь по собственной воле? — спросил он, обращаясь к сержанту Клементсу. Пока Говард изучал в машине отчет, он вызвался быть руководителем, гидом и, если понадобится, защитником.

— Закономерный вопрос, сэр, — одобрительно заметил сержант. Нельзя сказать, что его манера общения с Уэксфордом была как у школьного учителя с подающим надежды учеником — он, конечно, отдавал должное и уважал положение и возраст последнего, и все же в нем чувствовалось некоторое традиционное превосходство городского человека над новичком из провинции. Полное лицо Клементса, которое, кажется, совершенно не изменилось с той поры, когда он был толстощеким мальчишкой с пухлыми губами, выражало одновременно самодовольство и досаду. — Понимаете, им здесь нравится, — пояснил сержант. — Они любят грязь, жить вчетвером в одной комнате и тут же швырять отбросы, ночами рыскать по городу, а потом отсыпаться целыми днями. — Он сердито посмотрел на парня и девушку, которые, держась за руки, пересекли улицу, присели на мостовой около церкви и, достав из сумки картофельные чипсы, стали их есть. — Они могут среди ночи прийти к друзьям без приглашения и остаться спать прямо на полу среди разбросанных окурков, потому что не успели на последний автобус. Если спросить, где они живут, то большинство из них не ответят, потому что не знают: эту неделю здесь, другую — там; короче говоря, лови удачу и беги дальше! Эти люди живут не так, как вы или я, сэр, скорее как кроты, всегда скрывающиеся в темных порах. А их-то у вас в провинции хватает! В этом сержанте Уэксфорд узнавал общеизвестный тип полицейского — человека настолько хорошо знакомого с неприглядными сторонами жизни, что если социальные работники вовремя не проведут с ними специальный тренинг, то со временем вместо милосердия и сострадания у него вырабатывается жестокое и циничное отношение к окружающим. Его собственный коллега Верден иногда был близок к этой опасной черте. Спасал Майка только природный ум. У Уэксфорда сложилось невысокое мнение об умственных способностях сержанта, однако это не мешало ему отнестись к нему с симпатией.

— Бедность и нищета не способствуют правильному образу жизни, — заметил он, улыбнувшись, чтобы эти слова не показались Клементсу наставлением.

Тот не посчитал их упреком, а только покачал головой, словно поражаясь такой наивности.

— Я имел в виду молодежь, сэр, таких, как вот эта парочка бездельников. Да вы и сами скоро убедитесь: пара недель в Кенберн-Вейл, и у вас раскроются глаза. Я и сам, когда впервые попал сюда, думал, что гашиш — это тушеное мясо, а STD — система набора телефонных номеров.

Прекрасно зная другие значения этих терминов, Уэксфорд, однако, ничего не сказал, а только взглянул на машину. Он начинал замерзать и, как только Говард кивнул, направился к подъезду с номером 22. Уэксфорд понял, что лекция на тему о манерах современной молодежи, совершенно противоположных усердию, энтузиазму, здоровому честолюбию и безупречной морали современников Клементса и его собственной юности, была неминуемой, и надеялся избежать ее. Однако сержант пошел следом за ним и, топая ногами по грязным ступенькам, разразился резкой обличительной речью, которой Уэксфорд боялся больше всего. Пару минут он дал ему говорить, но затем прервал:

— Так что там о Лавди Морган?..

— Так называемой Лавди Морган, — мрачно уточнил Клементс. — Это не настоящее ее имя. А теперь я хочу вас спросить; разве такого не может быть? Мы проверяли ее в Сомерсет-Хаус. Девиц по фамилии Морган там полным-полно, а вот Лавди Морган — ни одной. Она сама себя так назвала. Почему? Такой вопрос правомерен. Нынче девицы называют по-своему самые разные вещи. Попробую объяснить, что я имею в виду…