Красношейка - Ю Несбе Страница 8

Лицо Эллен скривилось.

— Н-да.

— Он хочет полного пересмотра дела. Ты не поверишь, но этот подонок Крун потребовал повторного принятия присяги.

— Это на каких же основаниях?

Харри остановился у окна.

— Члены суда должны принимать присягу только один раз, когда их избирают. Но это должно произойти в зале суда до того, как начнется слушание. Крун заметил, что одна из присяжных — новенькая, а по оплошности судьи она не успела поклясться в зале суда.

— Это называется «принести присягу».

— Вот-вот. И по протоколу оказывается, что судья уладил все это дело и дама принесла присягу в задней комнате как раз перед началом слушания. Судья сослался на нехватку времени и какие-то новые правила.

Харри скомкал факс и бросил его. Бумажный комок прочертил в воздухе длинную дугу, но полметра не долетел до мусорной корзины Эллен.

— И что в итоге? — спросила Эллен и ногой отфутболила факс в направлении стола Харри.

— Весь процесс будет признан недействительным, а Сверре Ульсен будет на свободе еще по меньшей мере полтора года, пока не организуют следующее слушание. И вдобавок, наказание будет куда мягче, с учетом того, что время ожидания — это сильная психологическая травма для обвиняемого, и все такое в этом духе. А учитывая, что Сверре Ульсен уже восемь месяцев отсидел в КПЗ, его вообще можно считать свободным человеком.

Харри рассказывал это не Эллен — она и так знала все подробности дела. Он рассказывал это собственному отражению в окне, произнося слова как можно громче и слушая, насколько убедительнее они становятся. Он обхватил обеими руками вспотевшую лысую макушку, где до недавнего времени торчал аккуратный ежик. Да, у него действительно были причины сбрить последние волосы: на прошлой неделе его снова узнали на улице. Парень в черной вязаной шапочке, кроссовках «Найк» и таких широких штанах, что мотня болталась между колен, оторвался от компании гогочущих юнцов, подошел к нему и поинтересовался у Харри, не он ли «типа Брюс Уиллис из Австралии». Три — целых три! — года прошло с тех пор, как на газетных передовицах печатали его фотографии, а сам он валял дурака в телевизионных ток-шоу, рассказывая о серийном убийце, которого убил в перестрелке в Сиднее. Харри тотчас же пошел в парикмахерскую. Эллен посоветовала побриться наголо.

— А знаешь, что самое плохое? Ведь я могу поклясться, что этот чертов адвокат знал обо всем еще до вынесения приговора и мог бы сразу сказать, что присяга должна быть немедленно аннулирована. Нет же — он просто сидел, потирал руки и ждал!

Эллен пожала плечами:

— Бывает. Умелая работа защитника. Правосудие требует жертв. Будь стойким, Харри!

Это было сказано не без сарказма, но, в общем, разумно.

Харри прислонился лбом к прохладному стеклу. Еще один теплый октябрьский день. Интересно, где эта Эллен, молодая сотрудница с бледным, кукольным смазливым личиком, маленьким ротиком и круглыми глазками, нахваталась такого цинизма. Девочка из мещанской семьи, единственный ребенок, которому всегда во всем потакали и даже послали учиться в швейцарский пансион. Кто знает, может, со временем она станет еще циничней.

Харри запрокинул голову и выдохнул. Потом расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

— Еще, еще, — громким шепотом сказала Эллен и негромко похлопала в ладоши, изображая одобрительные аплодисменты.

— У неонацистов он проходит под кличкой Бэтмен.

— Ясное дело. Бейсбольная бита по-английски — «бэт».

— Да не нацист — адвокат.

— Ух ты! Уже интереснее. Означает ли это, что он красив, богат и окончательно рехнулся, что у него рельефная мускулатура на животе и крутая тачка?

Харри рассмеялся:

— Тебе бы вести собственное ток-шоу, Эллен. Его так зовут, потому что он всегда выигрывает дело, когда берется защищать кого-нибудь из них. К тому же он женат.

— У него есть хотя бы один минус?

— Да, он постоянно норовит подложить нам свинью, — ответил Харри, наливая себе чашку натурального кофе. Эллен привезла в контору кофеварку еще года два назад, когда только-только устроилась на работу. Вся беда была в том, что Харри из-за этого уже не мог пить прежнюю растворимую бурду.

— Он метит в Верховный суд? — спросила она.

— Ему и сорока не стукнет, а он уже будет там заседать.

— Тысячу крон — не будет!

— Принято.

Они рассмеялись и чокнулись бумажными стаканчиками.

— Я возьму этот вот выпуск «МОДЖО», не возражаешь? — спросила она.

— Там на развороте — десять худших фотографий Фредди Меркюри. Голый торс, набедренная повязка и улыбка до ушей. Полный набор. Забирай!

— А мне нравится Фредди Меркюри. Нравился.

— Я и не говорил, что мне он не нравится.

Синее в крапинку вертящееся кресло, которое испокон веков было установлено на нижнем уровне, вдруг протестующе заскрипело, едва Харри попытался откинуться на спинку. Он сорвал приклеенный на его телефон желтый стикер с надписью рукой Эллен.

— Что это такое?

— А ты сам не видишь? Тебя спрашивал Мёллер.

Харри рысцой устремился по коридору, предвкушая, как шеф будет поджимать губы и озабоченно хмурить брови, когда узнает, что Сверре Ульсен снова на свободе.

Молодая розовощекая девушка у ксерокса торопливо улыбнулась, когда он пробегал мимо копировальной комнаты. Харри не улыбнулся ей в ответ. Вероятно, какая-нибудь новая сотрудница. Аромат ее духов был приторным и тяжелым и только раздражал его. Он посмотрел на секундную стрелку часов.

Итак, теперь его раздражают духи. Что с ним, собственно, происходит? Эллен как-то сказала, что ему не хватает простых потребностей, которые помогают расслабиться нормальным людям. После возвращения из Бангкока он так надолго залег на дно, что потерял всякую надежду когда-нибудь подняться. Все кругом было холодным и мрачным, все одинаково давило. Будто он и в самом деле давным-давно лежит под водой. Кругом была гробовая тишина. Когда люди говорили с ним, слова, как пузыри воздуха, вырывались у них изо рта и уносились вверх. Вот что такое тонуть, думал он и ждал. Но ничего не происходило. Пустота, и все. И больше ничего. Но он справился.

Благодаря Эллен.

Она появилась в его жизни в первые же недели по его возвращении. Каждый вечер, когда в конце рабочего дня он собирал свои вещи и шел домой, она следила, чтобы он не заглядывал в пивную, приказывала ему не нервничать, если он опаздывал, решала, годен он сегодня к работе или нет. Пару раз отсылала его домой, угрожая, что иначе не будет с ним разговаривать. На это уходило время, но Харри особенно некуда было торопиться. И как-то в пятницу она с удовлетворением отметила, что Харри не брал в рот ни капли уже целую неделю.

Под конец он прямо спросил, зачем ей, девушке с блестящим юридическим образованием и не менее блестящими перспективами, надевать себе на шею такое ярмо. Разве ей не понятно, что ее карьере это никак не поможет? Или она не может найти себе более преуспевающих друзей?