Знак Истинного Пути - Елена Михалкова Страница 8

Старик обернулся и, игнорируя приветствие, проворчал:

– Да так, обронил кое-что, а найти не могу. Ты попустусо мной языком-то не чеши. Да и помогать мне нечего, а то хозяйка твоярассердится.

– Евгения Генриховна? Почему?

– Потому что по ее хотению я сам тут все должен делать.Ясно? – Он усмехнулся беззубым ртом. – И никто мне не помощник. Все,хватит балаболить, мне дела делать нужно.

Наташа поняла, что ей деликатно предлагают удалиться,попрощалась и пошла обратно. Странный старик. Очень странный. Нужно будетспросить вечером Эдика, почему ему нельзя помогать.

После обеда Ольга Степановна сидела одна в кухне, но тутпоявилась жена Эдика, и она оживилась, начала хлопотать у плиты, радуясь, чтоможно отвлечься на разговор.

– А домик-то маленький уже после достроилиокончательно, лет через пять, – рассказывала она, ссыпая в кипящий бульонмелко порезанные овощи. – Я уж и не вспомню, зачем он понадобился…По-моему, жил там кто-то из знакомых.

– То есть его не для Сергея Кирилловича строили? –осторожно спросила Наташа.

– Да нет, бог с вами, Наталья Ивановна, он всего летшесть как у Евгении Генриховны прижился.

– А откуда он вообще взялся?

Ольга Степановна помешала суп, закрыла крышкой и поднесла кносу пучок укропа.

– Укроп хороший, свежий. А то иной раз такую травукупишь, что просто удивление: куда весь аромат делся? Вроде и не старый, а непахнет почти. Может быть, обрабатывают его чем-то? – Она задумалась, потомвспомнила: – А, так вы про нашего Сергея Кирилловича спрашивали… Не знаю я,сказать честно, откуда он появился. Меня тогда как раз Евгения Генриховнаотдохнуть отпускала. Приехала, а домик уже занят. Спрашиваю у нее, а она толькосмеется и говорит, мол, родственник. Шутит, конечно. Какой он ей родственник! Ятак полагаю, что старик – отец кого-то из одноклассниц ее бывших. ЕвгенияГенриховна ведь добрая душа, всем помогает.

Наташу несколько удивили ее слова о новой для нее чертехарактера свекрови, но спорить она не стала.

– А где вы отдыхали, Ольга Степановна? И, пожалуйста,называйте меня просто Наташей!

Женщина мечтательно улыбнулась.

– Ой, Наташа, отдыхала я – вы не поверите! – вГреции. Целый месяц там прожила. Красота неописуемая: море синее, небо синее, амежду небом и морем церкви белые-белые… – Она смущенно рассмеялась. –Я, наверное, глупо рассказываю, да?

– Что вы, что вы, мне очень интересно! Я за границейникогда не была, только на Украине.

– Да… И море чистое: нырнешь – и дно под собой видишь,а на нем ежи морские и всякие рыбки разноцветные. Я в спокойном месте отдыхала,там ни дискотек никаких не было, ни баров шумных. Днем на набережную выходишь –тихо, только море и сосны шумят…

Воспоминания Ольги Степановны прервало шипение супа,выплеснувшегося из-под крышки на горячую плиту.

– Ах, ты ж боже мой! – Она проворно схватилаприхватку и подняла крышку, другой рукой убавляя огонь. – Вот, Наташа, чтоболтовня со мной делает – все забываю! Отвлеклась – и на тебе, плиту залила.Хорошо, Женечка не видела – вот бы она посмеялась…

– А вы давно у Евгении Генриховны работаете? –спросила Наташа, отметив про себя «Женечку».

– Почти тринадцать лет.

– Ничего себе! Так долго!

– Да, много уже времени прошло. Евгения Генриховнаменя, можно сказать, спасла. Да вы знаете, наверное. Вам ведь Эдик рассказывал?

– Нет, не рассказывал, – покачала головойудивленная Наташа. – Как это – спасла?

– Да вот так. Сестра у меня была, на два года младше,училась в одном классе с Евгенией Генриховной. Дружить они не скажу, чтобыдружили, но дома у нас Женечка появлялась иногда, вместе с другими девочками. Иродителей наших она знала, и бабушку… Ну да не в том дело. Я после институтаинженером работала, а как перестройка-то началась, нас и посокращали. Двестичеловек на улице оказались: иди куда хочешь, делай что хочешь. А у сестры моей,страшно сказать, рак нашли, и умерла она, за один год сгорела. Пыталась работунайти, да никому я не нужна была со своим дипломом. А ведь нужно было ещеродителей кормить – на их-то пенсию особо не разъешься!

– И как же вы устроились?

– Уборщицей, Наташенька, уборщицей я пошла работать.Сначала, знаешь, стыдно было. С высшим образованием, и полы мыть… А потомрадовалась, когда меня в магазин взяли. – Ольга Степановна рассмеялась,вспоминая. – Крутиться весь день приходилось, зато перепадало кое-что изпродуктов, а тогда как раз время голодное было. Помнишь, как в очередях замолоком и кефиром стояли, номера писали на руке?

– Помню, – кивнула Наташа.

– Ну вот. А я могла иногда пакетик-другой домой унести,директор наш на такое безобразие глаза закрывал.

– А как же вы с Евгенией Генриховной встретились?

– Да она просто в наш магазин пришла, вот и всявстреча. Узнала сразу же и говорит так строго: что ты, Ольга, тут делаешь? Какбудто я выбирать могла… А потом спрашивает: будешь у меня работать, готовить навсю семью? Я, конечно, согласилась. Вот так и живем с тех пор.

Вечером Наташа уложила Тимофея спать пораньше – ей хотелосьпоговорить с мужем. На втором этаже особняка им были отведены две комнаты –одна для Тимоши, вторая – для них с Эдиком. У нее могла бы быть и своя комната,но она была Наташе совершенно не нужна – вполне хватало и того, что имелось.Детская у Тима просторная, со светлыми обоями, с окнами, выходящими, как и уних, на улицу. Комната же Эдика, которую теперь в доме начали называтьсемейной, была полностью голубой – голубые обои в мелкий цветочек, постель спокрывалом небесного цвета, бледно-голубые шторы. Просто будуар, а не комнатахолостяка. Но когда выяснилось, что дизайном занималась Евгения Генриховна,Наташа ничего не стала переделывать, только сменила шторы на темно-желтые с голубымгеометрическим рисунком. Даже их ей не удалось выбрать в магазине: ОльгаСтепановна, узнав о намерении Наташи, принесла из какой-то дальней комнаты штукпятнадцать отрезов, и Наташа выбрала один из них. Оказалось, что в домерегулярно меняют шторы, например, с летних на зимние. И она, Наташа, тожепоменяет. Конечно, когда потеплее станет.

Сейчас Наташа проводила рукой по бархатистой ткани, глядя заокно, а Эдик валялся на голубом покрывале, листая толстый журнал под названием«Эксперт».

– Слушай, Эдик, – начала Наташа, – мнесегодня Ольга Степановна рассказала, как твоя мама ей помогла. – Чуть неприбавила «Я даже не ожидала», но вовремя сдержалась.

– Это когда она продавщицей в магазине работала? –Эдик отложил журнал в сторону и потянулся до хруста в костях. – Или нет,уборщицей. Помню, помню. Да, мама молодец, конечно. У Полесиных в семье всегдаготовить любили. Мне мама еще в детстве рассказывала, как анекдот, скольковсего на стол выставлялось, когда школьницами они к ним домой приходили. И мама,как увидела Ольгу Степановну, поняла, конечно, что той нужно другим деломзаниматься. Она еще тогда у меня спрашивала – брать ее к нам в дом или небрать. Мне лет двадцать с чем-то, что ли, тогда было. И я, помнится, страшногордился, что она со мной решила посоветоваться.